Геннадий Мирошниченко (Г. Мир) ВОКЗАЛ  ВО  ВСЕЛЕННОЙ Пьеса в 2-х действиях Написана в 1975 году.   ДЕЙСТВУЮЩИЕ   ЛИЦА Краев   Кирилл   Васильевич - заведующий лабораторией, 60 лет. Груздев   Аркадий   Константинович - генерал, друг Краева, член Государственной комиссии, 65 лет. Гусаков   Юрий   Андреевич - главный конструктор, 50 лет. Торопов   Сергей   Петрович - заведующий отделом систем управления, 45 лет. Жигарев   Павел   Георгиевич - Генеральный Конструктор, 55 лет. Парамонов   Юра, Наливайко Лена и Утробин   Саша - инженеры, по 35 лет. Хоботов   Дима - инженер, 25 лет. Таня - жена Краева,  40 лет. Зубов Алексей - сын Краева, генерал, 36 лет. Ерхов   Леонид   Иванович - новый заведующий отделом, 35 лет. Проводник  вагона - 60 лет. Деев - секретарь научно-технического совета,  40 лет. Маслов   Иван   Иванович - заместитель директора по кадрам, 55 лет. Доктор   Жуссен - француз, борец за мир, 65 лет. Члены   совета и государственной комиссии,   девушка,    голос   диктора,    исполняющие песни   менестрели.   Время действия - первая половина 70-х годов. Место действия – секретное предприятие. Песни на стихи автора.  (Стихи к песням - в конце текста пьесы).     ДЕЙСТВИЕ   ПЕРВОЕ Кабинет Генерального Конструктора. Традиционно в виде буквы "Т" стоят столы, вдоль них и вдоль стены - стулья. У одной из стен - макет небольшой ракеты.     Голос диктора. Автор предупреждает, что действующие лица в пьесе – вымышлены, так же, как и события, в ней происходящие. И если кто-то вдруг усмотрит в увиденном и услышанном нечто похожее на происходящее в жизни, пусть не сомневается, в том, что это ему лишь показалось.   Слышен шум проходящего поезда, объявления вокзального диктора. Шум поезда нарастает, затем стихает. Появляется   МЕНЕСТРЕЛЬ   и исполняет песню "Рассвет".   В кабинет входят   ЖИГАРЕВ,    ГУСАКОВ, и ТОРОПОВ.   Жигарев. Садитесь! (Садятся). Доложи, Юрий Андреевич! Гусаков. С конструкцией всё ясно. В расчётный вес пока не укладываемся - аппаратура тяжела. Дальность полёта - мала. Жигарев. Точнее. Гусаков. Не более тридцати процентов. Жигарев. Что ещё? Гусаков. Это самый главный вопрос. Система управления не обеспечивает достаточной экономии топлива. На траектории болтанка. Жигарев (Торопову). Сколько будем об этом говорить? Торопов (разводит руками). Тяжёлый случай, Павел Георгиевич. Конструкция такова, что нужно иметь принципиально новую систему. Аналогичных нет ни у нас, ни за рубежом. Жигарев (раздражённо). Так изобретайте, чёрт возьми! Я, что ли, за вас должен это делать? Посоветуете тоже руками развести? Торопов. Люди стараются. Работают по вечерам, по выходным. Со временем не считаются. Но... пока, к сожалению, ничего... Жигарев. Вот как? Значит,  за восемь доложенных часов не успеваете? Какой же Вы руководитель, если организовать не можете? Торопов. Простите, Павел Георгиевич, но я не давал повода так обо мне думать. Мы бы уже многое сделали, но аэродинамические характеристики оказались ошибочными. Жигарев (поворачиваясь к Гусакову). В чём дело, Юрий Андреевич? Кричишь, что все - илохяе, один ты - хороший. А может, мы тут все по ошибке собрались? Гусаков. Виноват, и признаюсь. Напутали. Жигарев (жёстко). Признаваться легко, исправлять трудно. Ну что ж, там... (показывает вверх) всё зачтётся. (Пауза). Потеряно время. Как будем исправлять? Ваше слово, теоретики! Торопов. Требования сильно завышены. Выполнить их пока невозможно. Но это - для систем, которые известны. Мне кажется, нужно продолжить работу, нужно попытаться ещё. Очень уж интересный случай. Жигарев. Юрий Андреевич! Гусаков. Надо сделать! Во что бы то ни стало! Жигарев. Значит, будем прыгать выше головы. Сроки? Торопов. Полтора месяца. Жигарев. Месяц. И разберитесь в своём хозяйстве. Что-то скрипеть стало. В испорченный телефон играете. (Встаёт.) Всё!   Зал натурного моделирования. В нём - ЭВМ с большими панелями - с наборными полями, пульты управления с сигнальными лампами, переключатели, приборы, осциллографы. В зале - несколько столов, стульев. На столах - бумаги,  книги. Перед пультом - ПАРАМОНОВ   и   ХОБОТОВ.   Входит   УТРОБИН.   Парамонов. Не могу больше, мужики! Отпадаю. (Делает гимнастику.) Двенадцатичасовой рабочий день. Две недели - ни детей, ни кино, ни тебе телевизора даже, кроме этого. (Бьёт кулаком по осциллографу). Давайте выпьем кефирчику. ( Достает из стола кефир. Утробину). А ты почему домой не идёшь? Утробин. Пишу. Хоботов. Всё пишешь, бумагу переводишь? Утробин. Её родимую. А вы знаете, что завтра вам устроят проверочку - пять минут нехорошо. А что у вас? Хоботов. Ау нас на носу - противогаз. Вдыхаем, выдыхаем. Утробин. А у нас - прекрасно. Всё- по плану. Парамонов. Всё-то у вас хорошо. Всё получается. А мы - не йоги,  пока не могем. Утробин. После того знаменитого совещания прошли уже две недели. Спросят завтра: "Сдвиги есть?". Хоботов. Есть. Вот мы с Парамошей уж точно сдвинулись. Парамонов. На модели тысячи пусков, а половину дальности не наскребаем. Нужна идея, мужики. Сидеть и тыкать - дурак сможет. Хоботов (трогает лоб рукой). Братцы, у меня жар. Заболел. Утробин.  Как только показуха, как только отвечать надо, так Хоботов заболевает. Силен. Йог. Самовнушатель. Хоботов. Ну это - по твоей части. Парамонов.  К черту! И я завтра не приду! Прогуляю. Хоботов. Ау меня такое предчувствие, что мы всё-таки доконаем нашу задачу. Парамонов. Если раньше она не доконает нас.   Входит    КРАЕВ, худой, руки в черных перчатках.   Краев. Пора расходиться, ребята. Десятый час. (Парамонову.) Ты что расположился,  как в ресторане! Ночь ретил здесь коротать? Парамонов. Нужна идея, Кирилл Васильевич. Иначе...  Тонем. Краев. Попробуем еще раз приспособить фильтр "Коршуна". Хоботов. Так, Кирилл Васильевич, непонятно, как он работает. Изобрести изобрели, а объяснить толком никто не может. Утробин. На пальцах, что ли, тебе объяснять? Теоретическая проработка сделана Ёрховым. Что вам ещё надо? Парамонов. Брось, Шурик! Какая это проработка? Для диссертации годится,  но не для нас. В доказателъстве Ёрхова положительный эффект равен нулю, а без этого фильтра,  как известно,  "Коршун" не летает. Поэтому он и ввел неопределенность - большую натяжку. Краев.   Завтра будет пробовать. Хоботов.   Пробовали уже  без Вас. Парамонов.   Без оператора прекрасно летает. Как по ниточке. Дальность расчетная. Но       оператор болтает и  топливо горит. Утробин (мечтательно). А у меня два отгула. Махну на речку подышу. А там - суббота и воскресенье. А там - командировка. Парамонов (умоляюще). Кирилл Васильевич, отмените завтра проверку. Отпустите меня с Сашкой до понедельника! Я потом за двоих отработаю. Совсем сляжем от такой работы. Вон и Димыч заболел. Краев.   Дима заболел? Ребята, я понимаю - вы уже смотреть не можете на машину. Не прошу и не приказываю. Понимаю, что ситуация, в которой мы оказались, - почти безнадежная. Но что-то делать надо! Идея, конечно, нужна.   Но ведь всё, кажется, перепробовали (Пауза).  Расходимся, ребята! Всё! (Затемнение).   МЕНЕСТРЕЛЬ исполнят песню "Как много счастья было нам дано".   Машинный зал, утро. Входит ПАРАМОНОВ, за ним - ЛЕНА.   Лена.  Ты уже здесь? Здравствуй! (Подходит к нему). Парамонов.  Доброе утро,  Лена! (Целует её). Лена.   Господи,  вот и ты! (Крепко обнимает его). Парамонов.   Осторожней!  Могут войти.  (Оглядывается). Лена.   Пусть! (Повисает на нем, дурачится). Парамонов (освобождаясь).  Ленка!  Как маленькая! Лена. А я и есть маленькая. Парамонов.  У тебя дочь больше тебя. Лена.  Не напоминай, я не старуха! Свою жизнь устраивать надо. Вчера так и не позвонил. Парамонов. Работали допоздна. Лена. Мог бы.  А я, как дура, просидела весь вечер дома.  Ждала. Парамонов.  Зачем?' Вполне могла бы куда-нибудь пойти. Лена. А ты летел, как на крыльях, к жене, к детям. Обо мне, конечно, забыл. Парамонов. Лена, я же... Лена. Не буду,  не буду. Сколько раз я давала себе зарок - не связываться с женатыми. И опять! И почему мне так не везет? Парамонов. Наверное, потому, что мы - мягче. Холостяк борется за существование, дерётся с каждым,  как за кусок хлеба,  за всё. И за женщин тоже. А женатый живет в любви к женщине. Лена. Трусы вы, мягкотелые. Вот вы кто. Ты можешь понять, что тебе с ней будет плохо? Она не может быть опорой. Не поможет, не поддержит. Ты ничего с ней не добьёшься. Парамонов. Не будь злючкой. Добиваться - это же добивать себя.   А зачем мне это делать? Даже с твоей помощью. Жалко... Лена. Не ехидничай! Прекрасно знаешь,  о чём я говорю... Парамонов. "Защитишь диссертацию,  станешь человеком..." Лена. Опять! А я и формулы впишу и напечатаю.  Только пиши! Парамонов. Действительно, остается только написать... Лена. Еоже! И зачем только я его полюбила? Чтобы всю жизнь мучиться? Я хочу,  чтобы ты был мой! Весь! Делиться не хочу! Парамонов. Не жадничай! И не растравляй душу! Денек будет... Лена. Да-да, я отнимаю тебя у твоих детей. Парамонов. Что поделаешь,  если я их безумно люблю? Лена. А я – тебя! (Подходит к нему,  обнимает). Подожди!  Еще немного на тебя посмотрю. Хоть бы стихи писать начал, что ли! Парамонов. Некогда. Лена. Жаль! (Целует его).   Вбегает   ХОБОТОВ.   Хоботов. О! Пардон! Доброе утро! Лена. (нехотя отходит от Парамонова). Доброе утро! Парамонов. Привет! Хоботов. Всё выясняете? Ладно, ладно, не буду. Лена. Ну, мальчики, работайте! (Отходит к своему столу). Парамонов (Хоботову). Посмотрим,  как у самою будет. Хоботов. Идеи есть? Парамонов.  Ты что,  с луны свалился? Какие идеи? Хоботов. О которых вчера говорили. Парамонов. Нет, идей нет. Соображенье есть. (Подает лист бумаги). Хоботов (рассматривая). Посмотрим, посмотрим...   Входит    КРАЕВ.   Краев. Здравствуйте, ребята! (Все здороваются). Хоботов. Кирилл Васильевич, Юра кое-что принес. (Протягивает лист бумаги Краеву). Может, это изменит нашу печальную судьбу? Краев (глядя на лист). Ну что ж, хорошо. Надо проверить. Собери-ка Дима, пожалуйста,  эту схемку! (Отдает Хоботову).   Хоботов склоняется над пультом ЭВМ. Входит   ТАНЯ.   Таня.  Кирилл,  тебя можно? Краев (подходя). Таня,  что-нибудь случалось? Таня. Нет, ничего. Почему-то волнуюсь за тебя. Ты плохо спал, плохо ел. Это из-за работы? Переживаешь? Неважно выглядеть... Краев. Приезжает Алексей, сын. Таня. Ты мне ничего не говорил. Краев. Прости, не успел. Он только что звонил. Тебе привет. Таня. Спасибо. Я постараюсь что-нибудь приготовить. А ты обязательно поешь вовремя... Ну иди, иди! Ребята ждут. (Краев отходит. Задумчиво). С этим человеком у меня прошли лучшие годы., А помню ли я как мы встретились? Помню ли? (Затемнение).   Часть вагона. На сцене - ТАНЯ   и   КРАЕВ. Оба намного моложе. Слышен шум поезда.   Краев. Мы встретились на вокзале. Таня. Помнишь? - был вечер, зажглись фонари. Я подошла к вагону. Ты уже стоял там. Краев. Я увидел тебя давно, когда ты прохаживалась во перрону. Ты никого не замечала, была рассеяна. Таня. Ты уступил мне дорогу. Помог войти в вагон. Краев. Мне было тридцать семь. Таня. А мне не было и двадцати (смеётся). Краев. Я только что расстался с сыном, с Алешкой. Мы прибыли из Сибири, где жили вдвоем. Он поступил в военное училище. Таня. А я уезжала от любимого человека. Мне казалось, от любимого... Навсегда... Краев. Ты была расстроена. Таня. Мне было чудовищно тяжело. Я жила одна, без родных. И когда бал он - было светло, было зачем жить. Была радость, ожиданье встреч... Теперь это уходило. И уходила моя нужность кому-то... Краев. Ты могла еще надеяться - ты была молода... Таня. Тебе было труднее. Ты был не просто один, ты - человек с прошлый. Краев. И с этими руками... С моими нервами... Таня. Ты был само страдание. Ты вошел в вагон,  сел. (Краев садится). Наши места оказались рядом. Лицо у тебя было ужасное. А душа… Да. Она у тебя была какая-то черная. Я чувствовала это. Она давила на меня. Это,  конечно, чушь, но это так. Краев. За плечами у меня была война, концлагерь, далекий поселок в Сибири, жизнь с Алешкой без матери. Таня. Алеша был твоей жизнью. Краев. Да. Итак, я сел у окна... Таня. А я устроилась напротив. (Садится). Нам повезло.   Появляется   ПРОВОДНИК вагона.   Проводник. Чай пить будем? Краев. Будем. Проводник. Ну и хорошо. (Отходит). Краев. Бы простите, что я за Вас решил. Мне показалось, что стакан чая для Вас не будет лишним. Таня. Конечно. Спасибо.   Подходит   ПРОВОДНИК, ставит на столик два стакана чая.   Проводник. Грустные Вы оба что-то. Али поссорились? Родные, что ли, будете? Вы - папаша, а это – дочка? Краев. Да мы еще и не познакомились. Проводник. Неужто? И не подумаешь ведь. Краев. Да и не такой уж я старый. Сорока нет. Проводник. Это же надо! (Кивает на руки). С войны? Краев. С войны. Проводник. Да-а, вон что она делает. Многих вот так же маяться заставила, а иных-то и вовсе успокоила. Краев. А может, оно и лучше - иным-то? Проводник. Я так скажу - человек в любых условиях человеком может быть. Только озлиться ни себе, на другим не позволяй. Таня. Добрый Вы какой. Проводник. Добрый'? Какой я добрый? Вон - четвертинка под лавкой стоит. Выпьешь и станешь добрый. Злого ничего не заметишь. А ежели и заметишь, так примешь еще, и снова подобреешь. Таня. Загадками говорите. Проводник. А в жизни, дочка, кругом одни загадки. Добрыми трудно быть. Спьяну - легко. А стрезва... (Машет рукой). Добрый - это не тот, с которым в хорошем хорошо, кто все прощает. Плюнь в глаза - скажет божья роса. Добрый – это, когда несчастье у тебя, а на человека надеяться можно. Так-то. Это как чужому человеку денег дать. Бери и все, и до свиданья! Таня. Спасибо Вам! Проводник. За что спасибо-то? Таня. За слова Ваши. Легче становится. Проводник. От слов и легче, от слов и трудней. Все - от них. Да и мы с вами. Если бы мать с отцом не заговорили, то и нас не было бы. Таня. С душой работу делаете.  Спасибо. Проводник. А как же без души-то, дочка? Да разве можно что-нибудь без души? Да если я свое без души начну, ты - свое,  он - свое... Сначала они - дела наши - двигаться еще будут. А потом остановятся. А то, хуже того, портиться начнут. На понукании и лошадь быстрее сдохнет. А люди только душой и живут. Изыми из нас душу - ради чего жить будем? Человек жив, пока душа жива. Особливо - русский человек. А нет ее – мертвяк!  Как зовут-то тебя? Таня. Таня. Проводник. Хорошее имя.  А Вас? Краев. Кирилл. Проводник. Ну вот и познакомились. А меня Иваном кличут. Как погляжу. не баловала вас жизнь. Краев.  Куда там.  Теперь вот снова начинать жить надо. Проводник. Начни, начни. Всё жить только и начинаем вместо того, чтобы сразу жить... Не пьешь проклятущую? Краев. Нет. Проводник. Оно и видно. Нам, пьющим, проще - выпил, накуролесил, прощенья выпросил и начинаешь сызнова. Всё какое-то обновление. А так - трудно. Ну, бывайте. (Уходит). Краев.    Каков старик? Таня. Да, чудесный дед. (Пауза).  Мы ехали дальше. Краев. А вот уже и ночь. Таня. Боже мой, какая это была ночь! Краев.  Какая это была дорога! В окошке проносились огни, все спали, было темно, лишь еле светились слабые лампы в вагоне. Таня. Мы вдруг заговорили. Заговорили обо всем - о себе, о своей жизни, о любимых книгах... Вы любите ночь? Краев. Такую – да! Огни,  города, проносящиеся мимо... Таня. Посмотрите – звезды! Они движутся за нами! Они летят туда же,  куда и мы.  А Вы – далеко едете? Краев. Не знаю, Ещё не решил. Из Сибири я уехал совсем. Алексей устроен. А сам... Таня. А Вы без вещей. Краев. Они в Москве, у друга, когда-то вместе воевали. Таня.  А чем Вы занимаетесь? И занимались? Краев. Перед войной начинал делать ракеты. Таня. Какие? Краев. Разные. Потом воевал в пехоте. После войны жили с Алешкой... Хотел преподавать в школе, но... не удалось. В основном занимался физической работой - толкал, возил,  носил. Алешка помогал. Без него я бы не выжил. Учили с ним языки - английский, немецкий…  А вы?  Что Вы делали? Таня.  Что и сейчас - училась, работала… Буду математиком. Краев. Конечно, будете. Таня. Мы говорили, не переставая. О самом дорогом. Всю ночь... Краев. До утра... Таня. А утром взяли вещи - у меня была сумка... Краев. А у меня и того не было... Таня. И вышли.   Появляется   ПРОВОДНИК.   Таня (Проводнику).  До свиданья. Спасибо Вам. Проводник. Да что ты все  "спасибо" да "спасибо"! Идите. Может, найдете свое счастье. Нынче много таких, как вы... Но и счастье тоже попадается. Любите друг друга. Таня. Да мы же – никто! Проводник. Да будет вам! Я же вижу. Ступайте! (Вслед). Вам еще можно помочь. Хуже, когда ничем не поможешь. Когда и остается-то - за все свои греха ждать одного... Все мы - пассажиры, едем - кто дальше, а кто - уж и приехал, иные задом наперед едут. Сиди и сиди, а тебя везут. Кто везет, куда везет? Некоторые из поезда в поезд на ходу перескакивают... Руки, ноги,  головы... (Уходит). Краев. Мы не заметили, как приехали в Москву, Мы не обращали внимания ни на события, ни на людей. В огромном городе, в толпе мы были одни, Таня. Мы не могли наговориться. Вам в метро? Краев. Да. Таня. И мы спустились в метро. К поездам. Краев. Вышли на платформу. Таня. И говорили, говорили. Краев. А потом... (шум поезда). Потом... подошел поезд. Таня. Толпясь, все вошли в дверь... и я тоже... Я повернулась. Он остался на перроне. Он стоял и смотрел. Как он смотрел! И вдруг!… Я ведь уеду, а он останется. Уеду от него, от этой ночи, от чего-то еще. Уеду насовсем. Сейчас. Краев. Переживу ли я это? Опять подступило и давит. Двери закрылись. "Следующая станция..." У них - следующая. А у меня?.. Что у меня? Почему она уезжает? Какая нелепость! Какая нелепость! Таня. Так нельзя! Так нельзя! Поезд пошел. Выпустите мена! Я не могу! Я не должна уезжать! Мне нельзя! Остановите! Сердце вырывается из груди... Кирилл, ты меня слышишь? Краев. Я не мог идти. Слабость, безразличие овладели мною, я сел тут же на скамью у стены. Что я мог ей дать? Она молода, а у меня была страшная жизнь. Мимо шли люди, входили в поезда, выходили ив них, а я сидел, опустив голову. Бак жить дальше? Для кого? Сын ушел. Я не инею права на жизнь с женщиной' Это сделает ее несчастной. Что я могу ей дать? Даже смеяться меня отучили... Я задыхался. Сдавило горло... За что? В чем я виноват перед Богом и за что Он покарал меня? Судьба? А что это такое? Человеку хочется жить, а судьба заставляет его плакать... Другого раза не будет! Никогда! Мне было плохо. Я растворился в боли. Меня не было. Была одна кровоточащая душа. Таня. Меня лихорадило. Как я доехала до следующей станции, не знаю. Я ничего не видела. Все плыло. Чуть не сошла с ума. Боже мой! Что я наделала! Вернуться, вернуться сейчас же! У меня, наверное, был дикий вид. От меня шарахались. Мне было все равно. Я не могла жить. Это был конец. Где его искать, я не знала. Я не знала о нем ничего, но я знала его всего. Его звали Кирилл. Ни фамилии, ни адреса... Но я знала - он хотел быть моим! Краев. Я закрыл глаза... Таня. Кирилл! (Бросается к нему). Краев (вскакивая). Таня! (Обнимает ее). Таня. Чуть было не сделали глупость. Краев. Но я же ничего не смогу тебе дать!  Я нищий. Таня. Не надо... Ничего не надо! Только рядом...  Только с тобой... Краев. Я - тяжелый человек. Таня. Я знаю. Краев. Я - калека. Таня. Я знаю.   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ исполняет песню "Прощание".   Снова машинный зал. В нем   ЛЕНА,    ПАРАМОНОВ   и   ХОБОТОВ.    Входит   УТРОБИН.   Утробин. Здорово, леди и джентльмены! Почему постные лица? Хоботов. А пошел ты! Утробин. Только без выражений' В присутствии дач нехорошо. Парамонов. А в отсутствии – хорошо? Утробин. Что ты, Дима, приуныл, голову повесил? Тебя учили в школе - добро победит. Борись, и все ретрограды исчезнут. Хоботов (ворчливо). Дураки исчезнут, да и то не при нас и не все. Добро победит. А талант пробьется. Только, как видно, после моей смерти. Неинтересно. Я сейчас хочу. Утробин. Ну и хоти! Никто не запрещает! Парамонов. Женить бы тебя, Дима. Хоботов. Что так? Утробин. А это, чтоб хотелку отбило. Женишься, что хочешь забудешь. (Кивает на Парамонова). Спроси его. Он не соврет. Лена. Не слушай их, Димка! Любовь - это жизнь! Утробин. Чья-то за счет твоей. Парамоша, подтверди! Парамонов. Любовь - это тюрьма. Сладкая. Утробин. Пожалуйста – тюрьма! Лена. Ты никогда н не поймешь, что в этом и есть счастье. Утробин. Почему? И в чем - в этом? В паразитизме? Лена. В обратном, искатель свободы! Эх ты! Счастье - это не брать,  счастье – отдавать! Себя. Быть нужным. Утробин. Отдавайте! Но не нужно виснуть на нас! На мужиках. Лена. Пошло. Утробин. Только без выражений! Дама... И чего тебя. Хоботов, понесло сюда работать? Неужто нравится? Хоботов. Нормально. Жить можно. Парамонов. Жить-то можно. А вот спать плохо. Оружия в мире - горы. На каждого младенца - тонны   И все увеличиваем... Утробин. Глубокая мысль. Парамонов. Неинтересно? А меня тошнит от пренебрежения мелочами. Дождемся, что скоро из каждой мухи генетики слона вырастят. Утробин. Меньше думать надо об этом,  слон ты эдакий. Хоботов. Вот, вот, все несчастья от ученых. Бабки говорят, все от них, от родимых. Парамонов. Ха, бабки! Говорят, а сами так и норовят везде быть певыми. Они н Бога обманут, если возможность появится. Утробин.   Ну ладно,   выясняйте,  кто кого обманет, а я псшел. (Уходит). Хоботов (после паузы). Есть идея! Парамонов. И когда только они кончатся? Хоботов. Болтанка нашего снаряда происходи оттого, что скорость полёта велика. Лена.  А это значит, что нужна связь от поперечной скорости. Парамонов.   Это же регулятор Жирова!   Появляются   ТОРОПОВ   и   ТАНЯ   Торопов.  Вы ко мне? Таня (смущаясь). Сергей Петрович, большая просьба! Если можно, не посылайте некоторое время в командировку Кирилла. Ему бы лежать. Торопов.   Осложнение? Таня. Да. Снова руки разболелись. Вы не представляете. как он мучается. Как только можно жить с такими руками! И ещё работать. Торопов.   Не волнуйтесь! Я постараюсь…  А руки – от плена? Таня. Да. В концлагере пытали. Зажимали в дверях большой окованной дверью. Я не сплю ночами и представляю иногда этот ужас. Сколько лет прошло, а он до сих пор… Простите! Мне кажется, это невозможно пережить. Фаланги раздавлены, суставы… А он… Торопов. Успокойтесь, Таня!  Конечно,  конечно,  поможем.   Таня уходит.  Входит  КРАЕВ,  идет к Торопову.  Подходит ХОБОТОВ.   Хоботов (протягивая лист бумаги Торопову).  Сергей Петрович,   подпишите, пожалуйста. Хотим взять материалы по регулятору Жирова. Краев.   Молодцы.   Додумались.   И я к этому пришел. Хоботов. Другого всё равно ничего нет. Мысль иссякла. Торопов (подписывая). Ты ведь недавно Утробину помогал? Сейчас, конечно, некогда. Но спадет напряжение, подключись,  пожалуйста, опять. Что-то у него с математической моделью не получается. Хоботов. А я уже решил его задачу. Дома. По вечерам делал. Краев. Когда? Хоботов. Уже два дня, как закончил. Передал Утробину. Торопов. Что же ты молчишь? А он почему молчит? Хоботов. Изучает, видимо. Я ведь в общем виде решил, для всех случаев подходит. И для его случая тоже. Торопов. Не может быть! Как же это тебе удалось? Хоботов. Структура системы известна. Сидел и писал... Краев. Многие принимались писать, но, как видишь, до сих пор безуспешно. Да и то - частные случаи, а за общий и не брались. Хоботов. А я- ленивый, цифры с детства не люблю. У меня с ними дурные воспоминания связаны. С формулами как-то легче. Торопов. Ну,  гений, ну иди! (Хоботов отходит). Краев. Гений, не гений, но что-то около. Ведь совсем, кажется, зеленый, а не первый раз уже отличается. Торопов. Кирилл Васильевич, Ваш опыт имеет значение не только для этих десяти-пятнадцати человек. Было бы хорошо,  если бы Вы его обобщили - написали бы книгу. Подумайте!  Я бы посодействовал, чтобы Вас освободили месяца на три-четыре. Краев. Мечта. Торопов. А потом по совокупности работ прямо на докторскую. Выйдем с ходатайством в министерство. Думаю, поддержат. Краев. Что-то ты хитришь, Сережа. Министерство поддержит, но вот у нас тут как? Своих пуще войны боятся. Торопов. Ничего, уговорим. Конечно,  где-то придется проявить характер, а где-то - мягкость. Не легко, конечно, будет. Но нужно, Кирилл Васильевич! Краев. Стар я, Сережа, для боя быков. Не гожусь. Торопов. Но,  честное слово,  Кирилл Васильевич, стыдно и больно бывает смотреть, когда Вами каждую дырку затыкают. Чуть где не так - к Вам бегут. А Вы по доброте душевной отказать не можете. Краев. Грешен, батенька1 Люблю, когда во мне нуждаются. Торопов. Нужна самостоятельность, Кирилл Васильевич. Возможность развивать свое направление без помех, без этих вечных указаний, отвлечений и еще черт знает без чего. Краев. Это ты, Сережа, хватил. Всегда будет начальник вышестоящий, всегда будут помехи.  Как говорят мои ребята - без помех каждый дурак сможет, а вот ты с помехами попробуй. При желании всегда можно найти время и силы. Трудно? Конечно. Но желание определяет волю.  А без воли - грош цена моим благим намерениям, талантам и привязанностям. И еще, Сережа – я никогда не стремился возвыситься над людьми за счет власти. Характер не позволяет - слишком мягок. И всегда считал,  что дурные черты начинают на этом возвышении светиться необыкновенно ярким светом - во много раз сильнее, чем внизу. А моя мягкость,  как у царя безвольного, может привести к междоусобице. Торопов. Неужели же Вам никогда не хотелось защитить диссертацию? И потом, Вам лучше знать, на что Вы годитесь. Краев. А я ведь писал диссертацию. Даже написал. Перед самой войной. Защищать должен был, но... война. Дальше - фронт, плен... Три года учился ложку держать. Первый специалист параши выносить. Ради Алешки жил. А сейчас - ради Тани. Я один не могу. А эта защита, пробивания, что ты предлагаешь, - все это отодвинет нас друг от друга. Наверное, я тебе говорю необычные вещи. Но поверь,  Сережа, что это - так и никак больше. Ты посмотри - седьмой десяток. Глаза да кости. Сердце никудышнее. А я храбрюсь. Танечка знает,  но не всё, далеко не всё. Я молчу. Есть вещи, о которых никому нельзя говорить - иначе потом всю жизнь себе не простишь. Живу только потому, что она рядом, и знаю, что она всё для меня сделает. Так-то. Прости старика. Торопов. Вы меня простите,  Кирилл Васильевич. Краев. Сочтемся славою... Торопов. А я докладную подал Жигареву. Хочу уйти к радистам. Не мое это место. Мало чем здесь могу быть полезен. Не специалист, а занесло вот. Уговорил меня Жигарев помочь на время, а это время растянулось на несколько лет. Обещал после испытаний "Коршуна" решить. Краев. Сочувствую, Сережа. Торопов. А книгу Вы все-таки напишите. Чтобы такие,  как Хоботов, дальше шли. Хорошо, что он от Вас многим заряжается! Краев. Что ты, Сережа! Это я от него заряжаюсь (Затемнение).   В машинном зале – КРАЕВ, ХОБОТОВ, ПАРАМОНОВ, ЛЕНА   Краев. Подведем итога. Парамонов. Система работает, но заданную перегрузку не держит. Краев. Дальность… Парамонов. Можно выжать почта максимальную. Но критическая перегрузка уменьшается в три раза. Хоботов.  С учетом того, что вывернулись наизнанку. Краев. Ну, ребята,  поздравляю! Хоботов. С чем,  Кирилл Васильевич? Краев. С шагом,  с шагом, ребята. Сошли с мертвой точки. Парамонов. И только-то. А время идет,  к сожалению. Краев. Ничего. Даже если в срок не уложимся, можно говорить о продолжении работы. Парамонов. И Вы, Кирилл Васильевич, верите? Краев. Верю! Можно сделать, если потрудиться! Парамонов. А как же теория? Ваша вера ей противоречит. Краев. Бывает и так. А вот Хоботов верит. А, Дима? Хоботов. Я- темный, я теорию не знаю. Мало ли что в ней. Парамонов. Ну, Эйнштейн! Все знают, что это сделать нельзя, один Хоботов не знает и, конечно, сделает поэтому. Лена. Ой, Парамончик,  а сам-то ты - я же по глазам вижу -весь так и рвешься. Задача-то немыслимо интересная. Краев. Если получится, то надолго. Парамонов. Вы так уверенно говорите,  что и мы ненароком поверим.   Входит   УТРОБИН.   Краев. Вот и прекрасно. Как верим, так и живем. Хоботов.  Как в Бога,  что ли? Краев. Почти. Наш Бог - это дело. В Него верим. Это - жизнь. Хоботов. Отсюда жизнь не видно. Приходим - темно, уходим... Парамонов. На одной вере и живем.  (Утробину) Привет, йог!  Ты у нас самый верующий. С панталыку тебя не собьешь. Утробин. Кирилл Васильевич, кажется, торжествуем? К р а ев. Есть основания. (Уходит). Утробин. Жизнь прекрасна и удивительна. Мужики, откуда печаль? Леночка, шеф,  как всегда, прав - надо верить. Хоботов. Оставь! Расскажи лучше,  как командировка? Утробин. Представляете - мне достался билет на почтово-пассажирский поезд. Поверите,  братцы, - кресла самолетные, не повернешься, духота. Тянулся этот поезд четырнадцать часов. Ни воды, ни еды - ресторана нет, ничего не носят - ни электричества,  чтобы побриться. Один, извините,  туалет из всех удобств конца двадцатого века. Спать от такого сиденья невозможно.  Копчик,  простите,  так отсидел, что когда вышел из вагона, часа два как орангутанг в скрюченном состоянии передвигался, и приехал не утром, а аж в четыре часа дня. Сутки не евши, не пивши, небритый, неумытый. Парамонов. Скажи спасибо, что сидел. Я однажды ехал, так весь поезд заполонили двойники и тройники. И начинался он со второго вагона. А билеты и в первый продали. Но вместо первого был вагон-холодильник с дверьми как у пульмана. Так самые горячие все равно умудрились в него пролезть. Хоботов. Врёшь. (Задумчиво). Да... Люди в командировки ездят, путешествуют. А тут как привязанный. Парамонов. Не спят, не едят, мучаются. А ты в полном комфорте. Хоботов. Мы-то чем хуже других? Парамонов. Мы - не хуже, мы - лучше. Поэтому давай-ка, брат Хоботов, засучим рукава, да сделаем великое открытие. Нам еще пахать и пахать. (С Хоботовым отходит к машине). Утробин. Леночка, ты все молчишь, будто слова копишь. Лена. Угадал. Экономлю и складываю,  как в сберкассе. Утробин. А почему бы тебе не выйти за меня замуж? Лена. Действительно! И как я сама не додумалась? Почему бы и нет? Ты ведь исключительно положительная личность,  герой нашего времени - пьешь, не пьянея, куришь и не кашляешь, женщины дяя тебя - только в кино, со всеми, особенно с вышестоящими, ладишь, богат и вообще - красавец-мужчина. А любовь? Утробин. Что любовь? Лена. Ее же нет. Была бы она, все вытерпеть можно. И тебя тоже. Утробин. Люди семейного счастья жаждут, а не любви. Лена. Извини, но это все-таки не физиологическая потребность. Ради потребности идут на преступление, ради любви - на подвиг. Утробин. И ради нее, родимой,  тоже вдут на преступление. Лена. Подвигов больше.  А из-за потребности - ни одного. Утробин. Ну это как назвать. Один думает, что он совершает подвиг, а его - за решетку. Лена. А другой - что он совершит преступление,  если полюбит. Утробин. А может, в наш век любовь превратилась в какие-то импульсы? Вчера любил, а сегодня, завтра и далее - уже нет. На что надеяться? Лена. Только на внеземные цивилизации, потому что любовь - это жертва. А много ли найдется людей, способных на жертву? Особенно из таких,  как ты. Вы боитесь открытости, искренности, доброты. Утробин. Значит, мне ждать прилета какой-то туземки? Лена. А ты еще и надежду вынашиваешь? Жди! Утробин. Ты несправедлива ко мне. Почему? Чем я хуже Парамона? Лена. Того хоть есть за что любить, Утробин. За что же? Лена. За слабость. Утробин. Водит он тебя за нос. Лена. Все водят, И ты не лучше. (Затемнение).   МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет песню «Зеленые востры».   Снова машинный зал. Утро. Запыхавшись, вбегает ЛЕНА.   Лена. Никого. Можно спокойно отдышаться. Юра еще не пришел. Обычно он приходит первым. Ребята работают на износ. Устают. Подумать только - вчера Хоботов упал в обморок.   Входит   ПАРАМОНОВ.   Парамонов. Доброе утро, Олененочек. Лена. Здравствуй! (Быстро подходит к нему, обнимает, целует). Господи, опять! Мы с тобой как шпионы. Приходим чуть свет. Парамонов. Лена, задушишь! Я тебе подарок принес. Лена. Какой? Парамонов. Вот. Лена Ой! Кольцо! Серебряное. (Примеривает). Как раз. Удивительно. Спасибо. (Целует его). Решился? Да? Парамонов (виновато). Пока не могу... Ты же знаешь... Лена. Все равно ведь ее не любишь! Парамонов. От мальчишек не могу. И тут еще кутерьма. Лена. Все тебе мешает. А мне хочется своего, простого бабьего счастья. Тебя любить. Чтобы и ты меня любил. Я без тебя с ума схожу. По вечерам, по ночам... Быть одной... Парамонов. А дочь? Лена. Она тебя защищает. Во всем. Знаешь, мне иногда кажется, что это она влюбилась в тебя, а не я. Я злюсь, ругаюсь, проклинаю тебя. Когда ты приносишь книги, она первая их читает. И говорит  «Когда тебе дарили книги? Все поклонники приходят с вином и конфетами». А знаешь, она мне сказала вчера «Лучше Юры тебе всё равно не найти». Парамонов. Мне становится не по себе, как представлю, что я живу с вами. Она же взрослый человек. Лена. Так ты из-за нее? Парамонов.   Из-за нее тоже. Лена. Она тебя любит. Парамонов. Я - не Бог.  А она боготворит. Лена.   Вчера приходила Наталья Матвеевна. Сватала немолодого плешивого красавца. И конечно, без квартиры. Когда я сказала дочке, она, не задумываясь, в ужасе воскликнула: «А Юра как же?». Для нее ты будто живешь с нами. (Пауза). Сколько лет сидели рядом с тобой за столами! И ничего. А эти несколько месяцев перевернули всю жизнь. Парамонов.  А я всю жизнь, может, и жил этими месяцами. Лена.   Это не помешало тебе жениться и нарожать детей.   Входят ХОБОТОВ   и    КРАЕВ,    за ними    –   ТОРОПОВ   Торопов. Доброе утро! (Все здороваются. В стороне Краеву) Жигарев подписал приказ об испытаниях "Коршуна”.     Испытателям передают Парамонова.  Тебя удалось отстоять. Краев.   Ах ты! Не было печали! Торопов.    Не вздумай выступать,  ничего не выйдет. Сам понимаешь - Жигарев висит на волоске.  Если испытания   ”Коршуна“ провалятся,  ему несдобровать.   (Уходит). Краев (всем). Должен огорчить вас, ребята. Парамонов передается группе испытаний "Коршуна". Парамонов.   Дела! Хоботов.  А мы? Они там белены объелись, что ли? Краев.  Не нужно так резко, Дима' С “Коршуном” положение серьезное. Парамонов. Кирилл Васильевич, а как же тут? По этой теме тоже необходимо работать. Краев.  Придется Диме с Леной потрудиться. Лена.  А мне нельзя на испытания? (Парамонов морщится). Хоботов.   Леночка,  а как же мы без тебя? Краев.   Приказ уде подписан. Хоботов.   Надо что то делать,  Кирилл Васильевич! Может быть, к Огареву сходить? Мы же завалим работу. Голову снимут. Парамонов.   Клюв вытащим, а хвост увязнет. Краев. Обстановка на "Коршуне" крайне напряженная.  Для нас, Дима и Лена, сроки остались прежними и никто корректировать их не будет. Давайте наметим путь дальнейшей работы. Хоботов. На большое теперь не замахнешься – кишка тонка. Краев. Поэтому в целях экономии времени предлагаю, во-первых, без всяких отвлечений исследовать вариант, который у нас есть. Во-вторых, отбросить в системе слабые связи - упростить. И, в-третьих, если останется время, еще раз проанализировать полученную систему с точки зрения достижимости идеального результата. Парамонов. Боюсь, упрощенный вариант ничего не даст. Кроме, конечно, выигрыша в весе. Краев. Про запас и это надо иметь. Так же,  как и более сложный. Хоботов. Ломать - не строить. Душа не болит. Упростим.   ПАРАМОНОВ и ЛЕНА отходят в сторону.   Лена. Хочу с тобой! Поговори с Краевым. Может, отпустит. Парамонов. Я поговорю, но... ты же сама видишь. Лена. А ты все равно поговори!  То-то я сон какой-то странный видела. Будто ты и я летим куда-то, и вдруг под нами пропасть. Ты кричишь: "Прыгай!" А мне страшно. И … катастрофа. Парамонов. Это же недолго. Недели на две. Лена. Тебе легко. А я только и думаю, что о тебе. Места себе не нахожу. Нежели ты такой пресный? Парамонов. Ну зачем так, Лена? Лена. Потом у тебя - отпуск.  Уедешь в горы,  забудешь меня. Парамонов. Интересно,  как можно забыть? Там все чувства обостряются. В горах я приму решение. Лена. Эх ты, альпинист! Ну обостряй свои чувства, раз они у тебя притупились. А лучше - возьми меня в горы!   Входит    УТРОБИН.   Утробин. Почему похоронное настроение? Хоботов. Юрку на испытание отправляют. Утробин. Вот так штука! Дима, я в тебя верю. Справишься. Хоботов. Мне бы твою веру. Лена. Для этого, Дима, многого не надо - завяжи себе глаза. Утробин. Мою задачу раскусил - не поморщился. Мы над ней с Юркой года два сидели. Облезли, а у тебя как-то все просто. Лена.    Всю жизнь могли бы просидеть - так просто. Краев. Диссертацию дописал? Утробин. В ближайшее время закончу. Теперь обязательно. Хоботов. Когда защитишься, не забудь пригласить на банкет. Дашь хоть по стакану красненького? Лена. Забудет,  непременно забудет. Он из забывчивых. Утробин. За кого вы меня принимаете? Не такая уж я скотина! Хоботов. А йоги в лучшие минуты жизни забывают своих друзей. Утробин. Бросьте, ребята! Я же вижу - вы сегодня в трансе. Но я-то при чем? Хоботов. Извини!  Ты,  конечно, ни при чем. Лена. Одни лезут в горы, другие в себя уходят,  а куда нам податься, Дима-Димочка? А? Хоботов. Сказали - в работу. Лена. Надорвемся. Парамонов. А вот английская статистика заявляет, что мрут в основном по утрам,  по ночам, в постели и за столом. Хоботов. За рабочим? Парамонов. За обеденным. Лена. Шутки у вас какие-то покойницкие. Утробин. Как могем, мадам. Хоботов. Саш, а что йоги делают в трудную шщуту? Лена. Спят. Утробин. Очистительное дыхание. Хоботов. Пардон. Очистительное? Утробин. Дыхание, дыхание... Вот так. (Показывает). Краев. И помогает? Утробин. Все - как рукой! Парамонов. Ну так что, будем брать пример с наших уважаемых отечественных йогов? Лена. Димочка,  грустишь? Хоботов. Я не грустный, я - задумчивый. Утробин. Говорят, ласка помогает. Лена. Иногда злость больше помогает. Хоботов. На наших костях будущее поколение в прямом и переносном смысле в рай въезжает. Лена. Природе тоже хочется большего, чем у нее есть. Как семейному какого-то счастья несемейного.   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет песню "Другу".   Дома у Краева. За столом   КРАЕВ,    3УБОВ   и   ГРУЗДЕВ.   Краев. Алеша, сын, а ты как попал в Государственную комиссию? 3убов. Да вот Аркадий Константинович вытащил. Груздев. Ведущий специалист академии. Профессор. Краев. Когда на полигон? Груздев. Завтра. Краев. Жигарев места себе не находит. Груздев. Еще бы! У министра на столе приказ о его снятии. Только подпись отсутствует. Все зависит от этих пусков. Краев. Двоичная система - попал, не попал? Либо - пан, либо... Груздев. Либо - никто, либо - лауреат. В нашем деле по другому трудно – раз пожалеешь, потом тебя жалеть придется. Краев. Знаешь, Аркадий, а я уже старый, несовременный. Многие меня считают неудачником, не понимают и даже где-то осуждают. Груздев. Ну какой ты старый! Жена молодая. Краев. Торопов прямо заставляет писать монографию. 3убов. А почему бы и нет? Я тебе тоже много раз говорил. Груздев. Старый, не старый, а он прав. Надо писать. Засиделся ты однако. Краев. Не все так просто. Как вам объяснить? Помните картину Неменского "Опаленная земля”? Громадное багровое полотно. Траншея. Через нее только что прошел танк. Помятые колоски пшеницы. Островки пламени. А на дне траншея - горстка бойцов. Перекур. Один из них лежит на спине и смотрит на нас. Отстраненный взгляд. Оттуда. Сквозь время. Он оценивает, что сделали мы после их нечеловеческой работы. Вся мелочь, вся суета отступили. И вот они - одни.   Входит    ТАНЯ.   Груздев. Тавюша, посиди с нами!  Ты помнишь картину Неменского "Опаленная земля”? (Таня кивает.) Краев. Мне порой кажется, что тот солдат на дне окопа - это я. Смотрю на сегодня его глазами. 3убов. До сих пор воюешь? Краев. А ты? Я рад бы, да не могу остановиться. Вы слышали, в пустынях бывают сухие дожди. Льет, как из ведра, а до земли не долетает - испаряется. Земля остается сухой. Я Бога молю, чтобы плоды нашей работы – эти ракеты, бомбы – не опустились бы на землю. Пусть это будет сухой дождь! Груздев. Но у нас, брат, не гражданка. Другая цель. Делать, чтобы могло убить. Краев. У нас цель одна - быть готовыми. И я не могу спокойно смотреть, как по нашей же халатности мы слабее, чем могли быть. Или из-за чьей-то корысти. Для нас с вами война не окончилась. Мы должны вложить в руки того бойца оружие. Нас будут презирать, если мы этого не сделаем вовремя. Или сделаем плохо. Зубов. Все это так, отец. Только сейчас вопрос поставлен еще и по другому - что сделать, чтобы все это сдержать? Груздев. Лучшие умы пытаются сдвинуть воз с мертвой точки. Таня. Ради этого только стоит жить. Краев. И несмотря на это, сегодня мы должны делать все. Иначе не простят. Это - моя работа. Таня. Кирилл, успокойся. Зубов.  У тебя неприятности по работе? Таня. Он только и живет работой. Вы же знаете. Груздев. А кто из нас не живет работой? Краев. Почему – неприятности? Это – жизнь? По-вашему – у меня всю жизнь одни неприятности? А если серьезно, то что-то и вправду есть. Иногда смотришь - человеку хочется значительно большего, чем он себя ощущает и на что способен. Зубов.  Естественное желание. Краев. Но если он хочет этого постоянно и гипертрофированно? И идет к своей цели, как танк, подминая всех? Таня.  Ты – о Гусакове? Краев. Хотя бы. Жизнь пощадила его. Повезло, что он за спиной у Жигарева. Талант - я не спорю. Но - хулиган какой-то. Всех считает ленивыми и глупыми. А мы терпим такое отношение к себе. Груздев. Нелегкий вопрос. Некоторых нужно обидеть, чтобы гордость проснулась, а за нею и мысль. Тогда они горы свернут. Тогда это человек. Может, ваш Гусаков из таких обидчиков? Зубов. Хорош гусь!  Музейный экземпляр. Таня. Неужели мысль нельзя будить другими методами? С ним трудно работать, он выдавливает людей,  как тюбики. Но удивительно - он впереди. Краев. Он - талант. Но талант,  к сожалению,  неотесанный. Груздев. И что в нем непонятного? Он идеален для некоторых условий, он делает дело и, с ваших же слов, - хорошо. Таня (встает). Давайте чай пить! Гусаков от нас не уйдет. Груздев. Правильно, Танюша! Зубов. Я помогу. (Выходит с Таней). Груздев. Что,  Кирюха,  приуныл? Краев. Действительно старею. Обстановка меняется. Молодые игнорируют человеческую психологию. Не чикаются,  как говорят. Груздев. Молодым труднее, Кирилл. Многие из них не знают войны. Они не ощущают, что ценно, значимо. Чем измерить происходящее. Краев. Честностью, Аркадий! Неужели этому надо учить? Груздев. Наша беда в том,  что когда идут вперед, не знают, в какой стороне меньше потерь. Влево пойдешь - голову потеряешь, направо - друга, прямо - душу. Принимать решение - это не всегда просто, это удел мужественных ладей. Краев. Но подталкивают на решение иногда люди недостойные. Груздев. И это случается.   Входят   ТАНЯ   и   ЗУБОВ, неся поднос с чашками и самовар.   Таня. Тебе, Алеша,  как всегда – голубую? Зубов.  Танечка, я пока не изменяю своим вкусам. Таня. Года идут, а ты все тот же. 3убов. Не я один. Отец тоже. Как ты, батя, не прав, что тянешь с рукописью! Груздев. Так его. Все мы бываем неправы. 3убов. Ты обязан написать монографию, а не отделываться статьей,  как это уже не раз бывало. Краев. Я скорее начну писать мемуары. 3убов.  Каждый должен оставить, что может хорошего. Груздев. Намни отцу бока. Краев. А разве после нас мало останется? 3убов. Не то, отец! Общество, человечество движутся вперед потому, что существует их память - дети,  книги,  техника, опыт. Преступление, если мы пойдем уже пройденным путем. Краев (смеется). Хорошо, хорошо. Почти уговорил. Таня.  А искусство - это тоже память? Зубов. Наверное, искусство - это совесть человеческая. Краев. В общем, я подумаю. Груздев. И думать нечего!  А чтобы тебе было веселее, устрою я, пожалуй, тебе одну небольшую экскурсию с интервью. Краев. Что еще за экскурсия? Груздев. Любопытная экскурсия. Не далее как вчера встречались мы с представителями одной международной организации. Они по-своему борются за мир. Хотят всех примирить. Фашистов с коммунистами, не меньше. И среди них попался такой въедливый старичок. Такой же, как мы с тобой, мухомор. Француз, и тоже, представь себе, побывал в концлагере. И довольно убедительно для непосвященных этим пользуется. Краев. А я здесь при чем? (Встает). Груздев. Что ты вскочил? Не бойся! Устрою тебе с ним встречу. Поговорите. Краев. Для чего? Груздев. Чтобы поняли, что мы с фашистами не играем. Краев. Д я как живой пример? Груздев. Вот именно. И тебе будет полезно. Краев. О чем же с ним разговаривать? Груздев. А вот что знаешь, то и говори.  Ты лучше меня ориентируешься. Найдешься! (Смотрят на часы). Не пора ли баиньки, малыши? Завтра трудный день. Таня (поднимаясь). Пойдемте, Аркадий Константинович. Груздев. Подождите, Таня! Мы ещё с Алешей посекретничаем. (Выходит с Алексеем). Таня (собирая посуду). Устал? Краев.  Как ты смотришь на предложение Аркадия? Таня. Ты же знаешь,  он никогда не тревожит по пустякам. Краев. Опять война... Кошмары... Лагерь... Таня. Не забудь принять на ночь лекарство. Краев. Постараюсь... Скажи, а ты по-прежнему меня любишь? Таня. Почему ты спрашиваешь? Краев. Очень хочется, чтобы ты сказала "Да". Таня. Ты же знаешь - боготворю. (Подходит к нему, целует). Краев. Алексей какой-то странный сегодня. Таня. Просто он хочет, чтобы ты сделал хорошее дело. Краев. Тут что-то другое. Таня. Тебе надо меньше волноваться.   Входят   ЗУБОВ    и   ГРУЗДЕВ.   Груздев. Я готов, Танюша. Таня. Иду. (Выходит с Груздевым). Краев. Алеша, я чувствую, ты хочешь мне что-то сказать. Зубов. А я стал уже забывать о твоей способности. Краев. Что-нибудь личное? 3убов. Извини, отец, но мне бы хотелось поговорить о маме. Я знаю - тебе трудно. Но ты так мало раньше рассказывал о ней. Краев. Тяжело сразу... В октябре сорок первого получили извещение, что пропала без вести... Оно у тебя. 3убов. А ты никогда не пытался навести справки? Краев. Ты думаешь?.. Зубов. Мой Сашка, твой внук, списался с пионерами того села, где стоял ее полк. Вот что они выяснили. Она корректировала огонь наших батарей по рации. Ее окружили и ранили... Краев. Машенька... Зубов. Попала в плен. Каким-то образом бежала. Пробивалась к своим в груше генерала Тхора. Не пробилась. Она умерла. Краев. А… генерал? Зубов.  Казнен немцами в начале сорок третьего. Краев. Ты узнал,  где ее могила? Зубов. Рока не найдена. Нам сообщат,  когда обнаружат. Краев (после паузы). Мы встретились с нею у Казанского вокзала. Она только что приехала, а я собирался уезжать.   Случайно познакомились. Ей нужно было куда-то далеко на окраину. Она спросила меня. Дороги я не знал, но вызвался проводить. Мы заплутали. Все-таки потом нашли какого-то деда. Она передала ему подарки - рукавицы. Дед прослезился. Пили чай. Конечно, я опоздал. Приехали на вокзал. Я посадил ее в вагон,  а сам остался. Адрес лежал у меня в кармане. Через неделю я приехал за ней и увез её. Зубов. Какой она была? Краев. Характер как у Тани. И внешне похожа. Может быть, белее волевая только. Время такое было. 3убов.  Ты ждал ее семнадцать лет. Не каждый способен. Краев. И не каждая мать способна оставить грудного и уйти на смерть. Ты это пойми и прости ее. А ты все равно вырос. Зубов. Благодаря тебе, отец. Краев. Благодаря ей,  только ей... мы оба...   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет песни "О матерях..."   Утро. Машинный зал. Не спеша входит   ЛЕНА.   Лена. Вот я и одна. По-прежнему прихожу раньше всех, будто здесь меня вдет Юра. А его нет. И не скоро будет. Нет. Завтра приедет. На один день. Привезет записи от приборов. Увидимся минут на пять.  "Юра, ты?",   "Я",  "Как живешь?",  "Нормально",  "Как пуски?”,  'Нормально", "А любишь еще?”,  "Ленка,  ты что – услышат!", "Пускай слышат!”, "Вот ненормальная!", Уедешь ты, Юрочка, в горы и ничегошеньки не решишь. Хотя нет! Ты не бросишь! Всю жизнь будешь тянуть.   Входит   КРАЕВ,  здоровается. Вбегает   ХОБОТОВ.   Хоботов (сердито). Следили бы лучше за собой! Лена. Что  с тобой? Не здороваешься. Хоботов. Влип. Опоздал. Краев ( усмехаясь). Иван Иванович дисциплину блюдет. Хоботов. На одну  минуту.  А он записал - на пять!  Хрен старый!  Зарплату замдиректора оправдывает. Я ему:    "Вы бы лучше в столовой порядок навели!". Так он эдак ручкой:  "Это - не мое,  это –профсоюза”. Чуть что - это не мое! "Я, - говорю ему,  - вчера в десять вечера ушел докой".  А он:  "Не наше дело! Может,  ты в козла забивал". "Сам ты, - говорю, - ... забивал”. Краев. Ну и ну! Молодёжь пошла! Хоботов. "Тебе,  - говорит,  - Хоботов, сегодня приказом объявлю выговор за оскорбление личности и, кроме этого, проработаем тебя на профсоюзном собрании".  Тоже мне - личность... А я ему: “Дудочки! Я - на бюллетене, я болен", и помахал перед ним голубеньким листочком.   Входит   МАСЛОВ. Не здороваясь, направляется к Краеву.   Маслов. Прошу принять меры в отношении этого молодого человека! По-хамски ведет себя. С больничным листом является на работу. (Хоботову). А тебя прошу выйти и покинуть территорию. Краев. Это я разрешил ему прийти. У нас работа срочная. Маслов.  Какая еще срочная? Порядка не знаете? В больницу! Хоботов (тихо). Для таких тоже своя больница существует. (Громко). Вы бы лучше мне квартиру выхлопотали! На частной живу. Маслов. Работать надо! И все будет! И квартира будет! И все другое. А сейчас иди на свою частную и болей там на здоровье. Хоботов. А мне на частной хуже, чем на работе! Краев. Иван Иванович, я Вас очень прошу - давайте сегодня не будем трогать Хоботова. Работа очень серьезная. Маслов. У вас всегда серьезная! Как ни зайдешь - сидите, ничего не делаете, еще посмотреть надо, что это за работа такая? Хоботов. Мы на своем рабочем месте сидим, а не на чужом. Краев. Иван Иванович, я очень прошу оставить нас одних! Мы как-нибудь разберемся, почему мы сидим и что мы делаем! Без Вас! Маслов.  Как разговариваете со мной! Давно выговора не было? Да как Вы смеете! Да я… Краев. Ну вот что, уважаемый товарищ Маслов! Вы нам мешаете! Маслов. Что-о-о!? Ну посмотрим… (Быстро уходит). Краев. Так.   Поговорили. Угораздило тебя! Хоботов. Ну знаете ли, Кирилл Васильевич! Краев. Какая температура? Хоботов. 38,5. Краев. Чтоб через полчаса духу твоего тут не было. Хоботов. После обеда... Краев. Ладно. После обеда. Хоботов.  Чалдон этот... На пять минут опоздал.,. Землетрясение случилось? А что он сам за эти пять минут сделал? Нервы людям попортил?  Ни уха,  ни рыла, а туда же... разбирается... Краев. Приглуши мотор! Теперь следы заметать нужно за тобой. ( Уходит). Лена. Ах, Дима-Димочка!  Как же так? Хоботов. Да пошли они! Лена. А этого не надо!  Тебе же хуже. Хоботов. Хуже уже не будет. От такой работы я ночами не сплю, горло болит, температура. Вычислительные машины во сне за мной с ножами гоняются. Дергаться начал. В глазах зайчики... Лена ( после паузы). Что делать будем? Хоботов. Ничего делать не будем! Резать будем. Упрощать. (Садится за стол). Что тут у нас? Схема? Сейчас я покажу ему схему. Балду тут с вами бьем. Правильно Иван Иванович говорит.  Как много лишнего! Проще надо! А это совершенно ни к чему! (Исправляет карандашом). И это... и это... Лена (с ужасом). Дима, что ты делаешь? Ты же сам... Хоботов. Не мешай! Мы здесь неизвестно чем занимаемся. Ты же слышала... А я ревизию делаю. Так... Это совсем никуда не годится. (Лена осторожно отходит).  Так… Тут пустота. А что, если мы сигнальчик на переключение возьмем отсюда? Прекрасно! А это - так. А это - не годится!  Выкинуть! Вот это – дело! Теперь остается перебрать на пульте. ( Перебирает схему на пульте). Мне сегодня все можно. Я болею, а времени уже нет. Скоро Васильевич придет выгонять. Пускать? Итак, внимание! (Включает множество переключателей).  Пошел! (Нажимает пусковую кнопку, ждет).   Отлично! Ха-ха!  Что-то опять забыл подключить. Эти тумблеры, ключи, переключатели... Поневоле забудешь. Сколько раз уже было. (Проверяет). Нормально...Все на месте,  все включено. Проверим еще раз. Так... Пустим. Внимание! Пошел! Прекрасно! Дальность? 0-го-го!  Точность? Что-то врет!   Проверим на перегрузку. Так... Пуск! Улетает, не держит. Вот оно. А меньше? Хорошо! А больше? Ура! Все! Почти! Ха! (Тихо Ура! (Кричит). Ура! Лена (вскакивает из-за стола, подбегает). Ты что, так сильно заболел, что тебя зашкалило? Хоботов. Лена, ура! (Бросается к ней, целует). Лена. Очумел! Хоботов. Ленка, все! Пошло! Перегрузку почти полностью держит. Дальность в полтора раза. Точность - что надо! Принимай дела! Бери, описывай своей математикой! Анализируй! Лена. Покажи! (Хоботов пускает). Дима... (Выбегает.) Хоботов. Куда ты? Неужели все?.. Ах, Парамона нет, жалко!   Быстро входит ЛЕНА . За нею  -  ТОРОПОВ   и    КРАЕВ.   Торопов. Ну? Показывай! (Подходит к пульту). Хоботов (протягивая листок со схемой). Вот. Все просто оказалось. Торопов. Ах,  как у тебя все просто!  Если бы у всех так! Хоботов. По схеме все равно не понять. Давайте на машине покажу. (Пускает, все смотрят). Ну как? Краев. Дальность какая? Хоботов. Нормальная. В полтора раза больше. Краев. Да ты понимаешь, что ты сделал? Нет! Не понимаешь! Та привык к таким открытиям. Тебе кажется - все просто. Торопов. Молодец! Да за одно за это кандидатские степени давать надо! Краев. А, может, больше? Хоботов (смущенно). Скажите тоже! Да тут все вложили, что могли. И Лена, и Парамонов, и Вы, Кирилл Васильевич. Краев. Никогда не преуменьшай свой вклад! Это тоже плохо.   Входят ГУСАКОВ   и   УТРОБИН.   Гусаков. Что за шум? Что за драка? Торопов. А-а! Почуяли! Любуйся! Сделал тебе Хоботов, что ты просил. Дима, покажи! (Снова смотрят пуск). Просто и гениально. Конечно, еще подшлифуем. Гусаков. Мы тоже кое-что придумали. Может, попроще, но... Долинов на бумаге просчитал - почти полная дальность. Торопов. На бумаге у всех дальность, а как до дела доходит – кукиш! Оставим этот разговор! Ну Хоботов, быть тебе гением! Гусаков. Гением он может и не быть - никто его не просит. Краев. Дурно воспитанные люди, Гусаков, всегда преуменьшают чужие заслуги и способности и выпячивают свои. Утробин. Везет же людям! А тут на диссертацию еле наскребаешь. Лен а. Завидуешь? Утробин. Может быть, но – по-хорошему. И как это у него получается? Лена. А мне Димка нравится. Жалко, молод... Утробин. Кто про что, а ты... Лена. Конечно,  про своё.   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ исполняет песню "Красное с зеленым".   Ресторан. Играет музыка. За столом – ГУСАКОВ,  ТОРОПОВ, КРАЕВ и ХОБОТОВ. ПАРАМОНОВ и ЛЕНА танцуют.   Торопов (захмелев). Друзья, пора заканчивать бал. Все уже выступили? Последний тост. За создателей! (Поднимает руку). Гусаков. Замечу, что без нас вас, гениев, не было бы. Торопов. Скромный ты парень, Гусаков! За что и люблю. Но перед нами выступать не надо! Мы не в цирке и ты - не клоун! Гусаков. Вот получим с вами   Государственную премию... Торопов. Вон ты куда! С чего бы? Пьян ты. Гусаков! Гусаков. Ничуть! На меня не действует. Торопов. Тогда – дурак! На дурака ничего не действует. Гусаков.  Ты это брось! Не обижай! Свои же люди... Торопов.  Какие мы свои? Как инженера я тебя очень уважаю. Голова у тебя гениальная. А как человек – ты мужик сволочной, дерьмовый! Будь моя воля, я бы... (Привстает, хватает Гусакова за отвороты.) Все же я - штангист. Гусаков. Белены обелись, штангисты? Завидуешь ты! Торопов. Чему? Гусаков. Хватке моей бульдожьей... Бот и бесишься. Краев. Губишь ты себя, Юра. Душу продаешь. Получишь ты премию. Только не кричи, как попугай, на перекрестках. Гусаков. А ты, Кирилл Васильевич, всю жизнь лямку тянул, за свои идеи ничего не имел, кроме шишек. Воплощать - тоже надо уметь! Другие за твой счет выезжали. Краев. Хватил. Все в кучу валишь. Гусаков. Все твое богатство - в твоей голове. Помрешь - и все за тобой. А я воплотил. Пусть плохо, пусть обижаются.  Сделал! И я доволен. А для кого ты делаешь? Торопов. Для себя! Крылышки помнишь? Устойчивости не хватало твоему изделию. Кто подсказал? А ты меня и не вспомнил никогда. Гусаков. Об этом в популярных книжках пишут. Странно, что ты запомнил. Не хочу, чтобы клад пропадал. Тебе это все равно ни к чему. Сказал и забыл. Всё на ветер. Торопов. А, может,  еще что вспомним? Гусаков. Ну-ну, пофантазируй! Торопов. За Жигаревым сидишь. Раскусит – выгонит. Гусаков. А я везде нужен. Поэтому и не гонит. Краев.   Но ведь один не справишься. Гусаков. Попал! (Кивает на Хоботова).  Без них - не смогу! Лена (танцуя с Парамоновым). Парамоша, как хорошо, что ты приехал! Парамонов. А глаза у тебя бездонные, черные, опасные. Лена. При таком свете все глаза черные. Парамонов.  Лена, а я не люблю яркого света. Лена. А я очень люблю, и еще - путешествовать. Парамонов. А жить как же? Вдруг несовместимость? Лена. Привыкнешь! Парамонов. А если нет? Лена. Ничего не поделаешь – надо! Ты сомневаешься? Парамонов. Какие сомнения? Просто мы очень разные. Лена. Ну и скучища была бы, если бы все были одинаковые. Парамонов. Уезжать не хочется. Такая каша заваривается! Лена. Ты видишь в моих глазах звезды? Парамонов. Звезды? Лена. Да,  звезды. Парамонов.   Что-то есть. Лампы,  наверное, отсвечивают. Лена. Ах, Парамоша! А другие прямо говорят: "Леночка, у Вас в глазах звезды". Парамонов. И много таких? Лена. Не считала. Парамонов. Значит, много. Лена. Юра, ну что ты тянешь? Чего ждешь? Дождемся, когда стыдно будет друг на друга смотреть. Утробин и тот предложение сделал. Парамонов. Да ну! А ты? Лена. Обнадежила. Жди, - говорю. Если Парамонов откажется, твоя буду. А пока готовься. Парамонов. Ну и шутница!   "Кондратий" хватит. Лена. Юр,  я так соскучилась! Давай убежим! Парамонов. Неудобно. Все-таки из-аа нас собрались. Пойдем ко всем! (Подходят.) Торопов. (Лене и Парамонову). А почему бы вам не пожениться? Парамонов. Разберемся как-нибудь сами. Так, Лена? Лена. Юра, не надо! Парамонов. Что не нада? А в душу лезть надо? Лена. Юра, я прошу тебя! Парамонов. Не надо, так не надо... Оставайся! (Убегает). Лена (сидящим за столом). Что же вы так?    Эх вы… (Выбегает). Торопов. Леночка, я же не хотел! Гусаков. Эх ты, сваха1 Поженить решил? Не расписались, а уже развелись... Торопов. Ах, черт!  Как плохо вышло! Гусаков. Хорошего мало. Хоботов. Ну и псих! Гусаков. Кажется, бал действительно окончен. Еще одно доброе дело сделали.   Затемнение. Через сцену идут ЛЕНА   и   ХОБОТОВ.   Лена. Теперь только настоящее начнется. Хоботов. Хорошее время. Жаль, Юрки не будет с нами. Лена. Появится дня черев три. Хоботов. В горы уедет.   Навстречу им идет КРАЕВ. Он сильно расстроен.   Хоботов. Кирилл Васильевич, есть идея! Краев. Дима... Лена... Леночка... Ты только не волнуйся! Лена. Что? Краев. Ребята, на "Коршуне" несчастье. Человеческие жертвы. Юра в тяжелом состоянии... Лена. Юра! (Убегает).   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет несню "Возврат нет".       ДЕЙСТВИЕ   ВТОРОЕ     Слышен шум проходящего поезда. МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет песню "Вокзал".   Кабинет Жигарева. Присутствуют ЖИГАРЕВ,  ТОРОПОВ, КРАЕВ, ГУСАКОВ, ЕРХОВ   и   ХОБОТОВ.   Жигарев.  Как я понял из ваших речей, господа товарищи, у Краева и Гусакова разработаны похожие системы. У Гусакова - проще,  У Краева - сложнее, но результаты - вот они передо мной - значительно лучше у Краева. Гусаков, в чем видишь преимущества своего варианта? Гусаков. Проше и, следовательно, технологичнее. Торопов. Вариант Краева не оценивался на технологичность. Гусаков. Радисты оценивали. Производство не готово. Торопов. Производство надо готовить. Жигарев (сердито). Вы не на дуэли. Не женщину делите! Почему перегрузку держите плохо? Можно ли поднять? Кто работал над этим? Хоботов.  Кажется, можно.,. Жигарев. Без "кажется". Можно или нельзя? Не исследовали? Хоботов. Не успели... Жигарев. Времени не хватило? Полчаса? Как в анекдоте? Торопов. Работали по две смены. Ребята устали. Захватывали выходные... Без отдыха. Жигарев. Пусть учатся отдыхать на работе! Если больше некогда. Классики не знаете? Плохо работаете, если времени не хватает. Пока что я вижу - хвастаетесь, делите деньги,  еще не ограбив. Уже передрались. Работу не довели.  Ее нет! Отношения между собой испортили. Загордились, фасон давите? Краев. Разрешите, Павел Георгиевич, объясню? Жигарев. Нет! Не разрешаю! Дома жене будете объяснять! В каком состоянии работа по варианту Краева сейчас? Гусаков, объясните! Ведь вы главный конструктор. Гусаков. На стадии исследования. Жигарев. Сколько времени нужно для завершения? Краев. Чтобы исследовать всесторонне - три месяца. Жигарев. Хорошо. Вы их получите. У тебя, Гусаков, что? Гусаков. Запущена серия в производство. Жигарев. Широко шагаешь - штаны порвешь. Спешишь? Хочешь опередить? Сколько выигрываешь? Гусаков. Месяца три-четыре. Жигарев. Не авантюрно без проверки? Краев. Нет смысла в той спешке, что затеял Гусаков. Его схема исследована ещё хуже, чем наша. Не изучены недостатки. А если что-нибудь принципиальное? Тогда вся серия в брак. Упустим время. И не три месяца, а годы. Жигарев. Что скажешь, Гусаков? Гусаков. Вы же меня знаете, Павел Георгиевич! Жигарев. По делу! Гусаков. Я заданий не срывал. Вы знаете мой нюх. Дайте свободу. А вариант Краева позже испытаем. Краев (усмехаясь). Значит, с перспективой работаешь? Уже и будущее обеспечил. Спасибо, что нам нашел место! Жигарев. Как говаривал мой дед - побил бабу и то хлеб. Каждый получит, что просит, то есть по заслугам. Разработчики – премии, Гусаков - пополнение. А Торопов... Сдайте дела Ерхову. Прошу любить. (Ерхов привстает.) Он - человек новый, помогите, где надо. Надеюсь, моральный климат улучшится. Исследования продолжить. Через три месяца представить отчет. Прошу учесть: испытания по "Коршуну" успешно завершены. Следующий - "Сокол". (Затемнение).   Машинный зал. У пульта - ХОБОТОВ. Опираясь на палку и сильно хромая, входит  ПАРАМОНОВ.   Парамонов. Привет, старина! А вот и я! Хоботов. Вот это да! Вот он! Жив, здоров. И прыгает козлом. Парамонов. Ну как вы тут без меня? Справляетесь? Хоботов. Мучаемся. Ночей не спим. Переживаем. Парамонов. Не скучно? Хоботов. Что ты! Некогда. Широкий профиль осваиваю. Альпинизм теоретически освоил - раз, учение йогов - тоже с теоретический уклоном - два. Пожалуйста! (Дурачась, садится на пол). Я спокоен, как телеграфный столб... Я спокоен, как телеграфный столб... Парамонов. Брось! Штаны измажешь. Хоботов (вставая). И тебе советую. Помогает. Всё - как рукой! Парамонов. Дурное влияние Утробина? Хорошо еще, что ты перед машиной на голове не стоишь. Хоботов. Скоро поставят. И тебя тоже. Парамонов.   Весело живете. Хоботов. Леночка только слабо влияет. А то, глядишь,  -шить и вязать начну. Парамонов. Здорово ты без меня развинтился. Хоботов. Лену видел? Парамонов. Пока нет. А что новенького в системе? Хоботов. Кроме старенького - ничего новенького. Основная мысль - упрощать до абсурда. Несмотря ни на что - получается. Интересная схема, работает, как часики. Посмотреть хочешь? Парамонов. Еще бы! (Подходит к пульту, рассматривает). Хоботов. Смотри! (Включает. Молча наблюдают). Ну? Парамонов. Молодцы. Отлично. И без меня. Завидую. Хоботов. Что ж ты к Лене не зашел? Она - рядом. Парамонов. Васильич где? Все воспитывает? Хоботов. Лежит, болеет. Парамонов. Что с ним? Хоботов. Старые раны и новые болезни. Я заходил как-то - обложился бумагами, пишет. Говорит: "Не знал, что болеть так приятно - работается лучше, чем на работе". Парамонов. Скучает? Хоботов. Нет как будто. Ему скучать некогда. Приехал недавно из столицы. После этого и слег. В Комитете защиты мира у него была встреча с каким-то французом, борцом за права человека… Довели старика, сейчас отошел, а был, как выжатый. Ничего не рассказывает, как ни просили. Твердит одно: "Будь честным, Дима!". Парамонов. Не пойду пока к нему, воздержусь. (Садится). Хоботов. Не ходи, не надо. А то сядете друг перед другом - две личности, одна мрачней другой. От тоски микробы передохнут.   Входит  УТРОБИН.   Утробин. Тю-тю-тю!  Кого я вижу! Парамонов. Здорово, йог!  Как у вас там, в учении, - ничего не сказано относительно отращивания новой ноги? Утробин. Шутит - значат, существует. Хоботов. Как минимум. Утробин. Но этого мало. По такому случаю полагается... Парамонов. Будет тебе! Не сейчас же! Утробин. А чего тянуть? Сразу хромать перестанешь. Хоботов. А что, если нам сбежать? Утробин. В ресторанчик. По маленькой. Парамонов. С утра? Да ты что, йот! Утробин. Но ведь повод какой! Хоботов. Лады! Утробин. Годится! Парамонов. С чего тебя пить потянуло? Начал что ли? Утробин. Бегу отпрашиваться. (Убегает). Парамонов. Вы что, черти, в самом деде? Хоботов. Шутить не любим. Ну чего расселся? Пошли! Парамонов. Очень уж быстро как-то. Только появился.   Вбегает   ЛЕНА.    ХОБОТОВ   выходит.   Лена. Мне Утробин сказал. Парамонов. Лена! (Вскакивает). Лена. Юра, почему здесь? Парамонов. Не долежал вот. Приковылял… Лена (придвигая стул). Садись! Парамонов. Да ты не волнуйся! Я тихонечко. Соскучился. Лена (обрадовано). Юра, ты надумал? Парамонов. Знаешь, Лена, такая скучища! Лена. Юра! Парамонов (отчужденно). А у тебя ничего не изменилось? Лена (растерянно). А что должно измениться? Парамонов. Ты ведь принца ждешь и во мне его видела... Нет во мне этого, нет! И не было! А теперь и подавно. Лена. Юра! Парамонов. Что "Юра"? Что? Я теперь калека, инвалид! На всю жизнь! Зачем я тебе? Ты же путешествовать хотела. Лена (ласково). Дурачок, я люблю тебя... Да разве мне нужен кто-то другой? Подумаешь, путешествовать! Машину купим. Парамонов. Не получится. Лена! Не на что машину покупать. На детей и на лекарство теперь... (Лена закрывает лицо руками). Не могу я тебя закабалять! Твоих страданий не вынесу! А то... кинулась… Пожалеть... Лена (шепчет). Это неправда, неправда. Это не так.   Лена выбегает. Тут же входит ХОБОТОВ.   Хоботов. Ты что – очумел? Что ты ей наговорил? Парамонов. А ты под дверью стоял? Хоботов. Лица на ней нет. Плачет. (Пауза) Молчишь? Парамонов (зло). Жалетели, сострадатели! Не лезь! Хоботов. Зачем так? Мы ведь друзья. Парамонов. Помолчи, если друг. Не надо меня жалеть! Хоботов.  "Жалеть, жалеть"... Заладил... Парамонова хоронишь? Гроб заказал? Оркестр? Иди! Может, помочь? Парамонов. Пошел к черту! Нужен я кому… Хоботов. Ленке, Ленке нужен, дурак! Парамонов. Не ори! Кончилось у нас. Хоботов. Что кончилось? Не сошлось что? Хромаешь? Ну и что? Посмотри на Васильича. Рук нет. Да ты только скажи Ленке... Она же для тебя... Парамонов. Поплачет и все пройдет. Найдет себе здорового. Их сейчас, как нерезаных собак. А я хуже ребенка. Злой. Хоботов. А мы все кругом – добрые? Парамонов. Бот именно. Где там Сашка? Пошли! (Уходят).   МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет песню "Если".   Машинный зад, У пульта работают   ПАРАМОНОВ   и   ХОБОТОВ. Парамонов тяжело опирается на палку. Входит   УТРОБИН.   Утробин. Братцы, сон дурной видел. Парамонов. Да разве в такой обстановке дадут посмотреть что приличное? Для души. Вечно ходят всякие, будят. Хоботов. С каких это пор на работе стали сны смотреть? Утробин. Будто Гусаков хочет всех нас перевести к себе. Хоботов. Во треплется! Спать меньше надо, предсказатель! В бюро прогнозов тебе работать, а не у нас. Парамонов. И платить сдельно - за каждый сон. Хоботов. А что еще снилось? Утробин. Гусаков и Краева хочет прибрать к рукам. Парамонов. Нереально! Обсуждению не подлежит. Утробин. Мое дело - доложить. Смотрите - как бы чего... Хоботов. Не выйдет, не бойтесь. Утробин. Ну, счастливочки! (Уходит). Хоботов. Думаешь - это серьезно? Парамонов. Увидим. От Гусакова всего можно ожидать. Много еще осталось? Хоботов. Последние пуски. Закругляемся. Парамонов. А потом? Хоботов. А потом - суп с котом. Безработными не оставят. Парамонов. И положат наши результаты под сукно. Хоботов. В библиотеку, а не под сукно. Парамонов. Один чёрт. Все равно никому не нужны. Хоботов. Должен же кто-то пройти эту дорогу. Парамонов. А нечему – ты? Почему – я? Других мало? Да существует ли вообще на свете удача? Тем более в нашей работе? Да, кто-то должен пройти никому ненужную дорогу,  чтобы потом туда других случайно не занесло. Это не тупик, а сознательная жертва. Только у нас другое. Почему, я тебя спрашиваю, ты должен закапывать свой талант работой над этой вещью? Над оружием? Хоботов. Почем я знаю? Что ты привязался? Иди у Васильича спроси! Он разобьяснит. Только нытьем тут не поможешь. Парамонов. Скажи, какой смысл в том, что трое хороших ребят так и остались лежать там, а я чудом оказался жив? Все, что мы с тобой делаем, направлено на одно - убивать, убивать, убивать. Хоботов.  Ты выпил? Парамонов. Не обращай внимания! Самую малость. Я всю жизнь - ты же знаешь - хотел в горы. Даже когда находился на вершине, все равно этого было мало. Я жил горами, работой и Леной. Семейная жизнь не удалась. Это факт. Где-то я должен был найти дело для себя. Мужское дело. И у меня были горы, была работа. Гор у меня уже нет. Любимой работы тоже не стало. Смешно – любимая работа - делать орудия убийства. Это же надо додуматься так называть! Лены тоже нет... Что делать? Хоботов. Опять хоронишь себя? А Васильич? Да ты сам говорил, что не замечаешь его изуродованных рук. Потому что он сам забывает о них. И это его возвышает. И другие, рядом, лучше становятся. Наверное, это вообще свойственно людям, перенесшим или несущим страдания и не сломавшимся под их тяжестью. Они излучают волю и какую-то следующую ступень нашего счастья. Парамонов. Та извини, перебешусь. Прости, мужик! Сам видишь в каком я состоянии. Вряд ли я кому сейчас нужен. Работать не могу. Не могу, пойми! А хочется, чтоб кому-то... Хоботов. Вижу - "ваньку" валять стал. Отлыниваешь. Лена, когда уезжала, рыдала тут. Я не слепой. Из-за тебя ведь уехала. Парамонов. От жалости рыдала. А вообще - испугалась. Хоботов. Думаешь, она ноги твоей испугалась? Она твоего настроения испугалась. Твоего идиотизма. Парамонов.  Ты знаешь, иногда по междугородной я набираю номер ее телефона. И молчу. Для чего? Чтобы услышать всего несколько слов:  "Алло,  алло... Я Вас не слышу”. Понимаешь, она меня не слышит. Будто меня уже нет... Хоботов. Какого черта ты ее дергаешь? Сходи с ума сам, но только тихо. Её не трогай!  Казни себя, а не ее. Парамонов. Себя-то я казню. А вот за что? За жизнь,  которая проходит. За то будущее, которое меня ожидает. Всегда казалось, что главное в жизни - впереди, что стоит подождать немного и оно придет. Вот-вот. А годы идут. Скоро тридцать шесть,  потом сорок. Потом - перевал... А главное - не там, за облаками, за ожиданиями. Нет, оно сейчас, сию минуту, оно уже наступило. Оно проходит, оно исчезает... А я не способен сейчас, я раздавлен сейчас. Я не могу быть доволен тем, что я делаю,  как доволен Гусаков. Хоботов. Самоедством занимаешься? Парамонов. Занимаюсь, конечно, занимаюсь. И ты займешься. Придет время,  тебя оглоушит чем-нибудь и как миленький займешься. Я только теперь понял, что здоровый человек, если у него все нормально, средне, так может и прожить всю жизнь уверенным, что делает самое главное дело. Быть пупом земли. А сломается что-то, что-то исчезнет, - возможности, что ли, - станет больно, и увидит вдруг, что и для себя жил не так, и другим портил жизнь. Как я теперь... Хоботов. Что – “теперь"? Парамонов. Я- палач. В семье извожу всех молчанием и гранитным холодом. Жена говорит: “Камень”... И себя... И Лену... Никогда раньше мысли не мог допустить,  что буду казнить людей. Хоботов. Раньше таких,  как ты, пороть можно было. Сразу бы жизнь раем показалась. Парамонов. Это не выход.. . Я работаю - стихает. Но в один прекрасный момент со всей скопившеюся силой эта вселенская тоска бьет опять... Уехать надо куда-нибудь. Убежать... Хоботов. Не дури!  Куда убежишь от себя? Тоска-то внутри. Парамонов. Я сошел с ума. Ты говоришь - другие живут хуже. Бежать надо, чтобы хоть не спиться.   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ   исполняет песню "03".   На сцене - столы. На них - телефоны. Входят КРАЕВ и ЕРХОВ.   Ерхов. Вы хотели со мной побееедовать? Краев. Кажется, Леонид Иванович, я нашел способ улучшить характеристики нашей системы. Ерхов. Эти расчеты,  Кирилл Васильевич, могут и не пригодиться... в ближайшем будущем. Краев. Мы станем совсем нищими, если не будем заглядывать чуть дальше завтрашнего дня. Мы не должны соглашаться с Гусаковым. Это ошибка! Надо настаивать на совместных сравнительных испытаниях. Ерхов. Однако, Кирилл Васильевич, Вы, надеюсь, не будете возражать против того, что необходимо учитывать и другие мнения? Краев. Если у нас в руках будут результаты в нашу пользу, мы изменим любое мнение. Даже Жигарева. Кстати, он его еще не имеет. Ерхов. Думаю, что Вы заблуждаетесь. Краев. Вижу - не убедил Вас. Жаль, очень жаль. Ерхов.  Кирилл Васильевич, дорогой, поймите меня правильно – я рад бы помочь. Но в чем? Я не вижу выхода из этого положения. Так что извините! Не сердитесь! (Уходит).   Краев задумчив. Входит ГУСАКОВ   Гусаков. Есть идея. Краев. Ты берешь меня в соавторы? Гусаков. А почему бы и нет? Все мы, в конце концов, на нашей земле - соавторы. И поймем друг друга, если захотим.  Короче. Как ты смотришь на то, чтобы влиться под мое руководство? Краев. А я-то думал, что это - утка, что какой-то злодей произвел эту остроту,  чтобы досадить и тебе, и нам. Гусаков. А все-таки? Краев. Мне скучно с тобой говорить. Не понимаешь юмора, ты смеешься зло, и втихомолку. Скучно. Гусаков. Скучать - мы все великие мастера. Краев. Мне у тебя делать нечего, не по специальности. Гусаков. А со всей лабораторией? Краев. Обрекать пятнадцать человек бить баклуши? Гусаков. Ну зачем? Проведем детальные исследования... Твои ребята приглядят в цехе... С реальной аппаратурой поработают... Краев. Дороговато. И для нас полная дисквалификация. Гусаков.    Конечно,   вы,   теоретики,   работаете без особой цели. Краев. Мы, как и ты, привыкли достигать того, в чем нет никакой уверенности. Гусаков. Все это красиво на словах. Но с вами я буду более уверен в результатах работы. Краев. Абсурд. Спокойнее в том, что не помешаем тебе протаскивать не совсем приличный вариант. У меня десять тем - не твоя одна, да и кто из моих ребят захочет работать с тобой? Гусаков.   Не спеши!   Разве ты меня плохо знаешь? Краев.    Знаю.  И ты с этой ахинеей пойдешь к Жигареву? Гусаков.   Почему нет? Все новое сначала – ахинея. Краев. Твое - не новое. Это бестолковщина и дурдом, которых у нас и без тебя хватает. Гусаков. Как ни назови - меня от этого не убудет, я только злей становлюсь. Соглашайся! Краев. Да нет уж погожу! Я еще хочу побарахтаться. А ты похож на охотника. На тебя гонят зверя - ты стоишь и бьешь на выбор. Зверь бедный мечется. Твои помощники-загонщики – все в поту, все по пояс в снегу, с ног сбились – только бы тебя ублажать. Гусаков.   Не нравится? Я чувствую ответственность за дело. Краев.   Ну что ж, Юрий Андреевич… Хорошо, что ты со мной так откровенен.   Правда, такая откровенность походит на издевательство. (Поднимает телефонную трубку, набирает номер).  Евгений Иванович? У меня Гусаков. К сожалению, подождать не могу. Судьба людей заставляет меня действовать немедленно. (Слушает, кладет трубку). Гусаков.   Ну что? Соглашайся! Краев. Пять минут не можешь подождать. (Снова берёт трубку, набирает номер). Павел Георгиевич? Краев говорит. Тут у Гусакова возникла идея перевести мою лабораторию под его опеку. Якобы, для улучшения дел по “Соколу". Жигарев (по телефону). Постойте, постойте. Помню Торопов говорил как-то, чтобы Вас месяца на три освободить. Заявление есть? Краев.  Пока нет. Но сейчас я о Гусакове. Жигарев. Он пока ко мне не обращался. Краев. Он придет к Вам в ближайшее время. Жигарев. Когда придет,  тогда и будем разбираться. Краев. Подождите, Павел Георгиевич! Когда выйдет приказ, поздно будет. Жигарев.  А почем? Вы против? Краев. Это оголит другие тема. Жигарев. Сейчас самое важное - "Сокол". Краев. Но не до такой же степени! Жигарев. Не переживайте Вы так. Краев. Если это все-таки произойдет, наступит дисквалификация ряда сотрудников. Жигарев. Почему? Пусть наберутся другого опыта. Краев. Это не тот опыт. Они уже выбрали себе специальность. Жигарев. Интересно. Краев. Ребята попадут в зависимость от Гусакова. Не мне объяснять Вам, Павел Георгиевич, что многое из того, что у нас создается, появляется только благодаря независимости разработчиков. Жигарев. А Вам не кажется, что Ваши психологические опыты заходят слишком далеко? Что Вы воспитываете пустых спорщиков, а не исполнителей? Краев. Нельзя серьезно говорить об исполнительности без изобретательности. А эго споры. Вы это прекрасно знаете. Жигарев. Даже во вред делу – споры? Краев. Лучшее - враг хорошего, в этом наша специфика. Жигарев. Разводить мелодраму со слезами, милую ссору – в этом Ваша специфика? У Вас великолепное качество - втравливать в это дело всех – от мала до велика. Краев. Ничто не разлагает коллектив сильнее, чем порабощение. А Гусаков – диктатор! Потеряем ребят. В других местах их с удовольствием возьмут. Это еще, слава Богу, от Гусакова не зависит. Жигарев.   Вот как? Ну что ж, послушаем Гусакова. А я хотел дать Вам отпуск. Так что же – Вы против Гусакова или за отпуск? Краев. Уж будьте добры, разберитесь лучше с моими ребятами! Жигарев. Ну, ну, не обижайтесь! Пишите заявление. Краев.   Хорошо  (опускает трубку). Гусаков. Ах, Кирилл Васильевич! Ну ты и шельмец! Опережаешь? Краев. Да уж стараюсь. Гусаков.  Не удастся! Ха-ха!   Вот   проект приказа. Краев.  Веселишься? Дай-ка. Гусаков.   Держи! (Передает). Читай, завидуй. Краев (читает). "Передать тематику, технику  и группу в составе… Меня, значит, не тронул? Гусаков.  Связываться с тобой? Не хочу! Я пошутил. Краев. За такие шутки… Гусаков. Мне твоих троих вундеркиндов хватит. Краев. Думаешь, я буду молчать? Гусаков. Не уверен. Но Житарева ты слышал. Что еще? Краев. Хорошо. (Снова поднимает телефонную трубку  и набирает номер). Евгений Иванович. Краев…  Да бросьте Вы! Я тоже не шучу! По шуткам Гусаков непревзойденный специалист.  Раздевают нас помаленьку… Гусаков… В курсе? А что же Вы?  До сих пор!  Ах, предпринимаете… Вот он тут сидит. Поговорить не хотите? Нет?  Ясно… Как что? Все ясно… Да при чем тут государственные интересы? Бросьте,  Евгений Иванович! Вы прекрасно знаете всю обстановку. С кем, с кем? Нет, мы будем говорить в другом месте… (Кладет трубку). Гусаков. Не много ли на себя берешь, Кирилл Васильевич? Краев. Ровно столько, сколько и ты. Тебя бы под стеклянный колпак посадить, чтобы сдавал одни чертежи. Гнать бы, да больно умен. Ступай! Не желаю тебя видеть! Гусаков.   Вы бы подумали, Кирилл Васильевич. Краев. В отличие от тебя, Гусаков, имею такую дурную привычку – думаю над своими поступками (Затемнение).   Перерыв в заседании.    КРАЕВ   и   ЕРXОВ отходят в сторону. К ним приближаются   ПАРАМОНОВ,    ХОБОТОВ   и УТРОБИН.   Хоботов. Кирилл Васильевич, кажется, случилось непоправимое? Краев. Погодите немного, ребята, разбираемся. Ерхов. К сожалению, может быть подписан приказ о переводе вашей группы в распоряжение Гусакова. Хоботов. Забыли опросить главных действующих лиц - а хотим ли мы там работать? А мы, кажется, не хотим. Парамонов. Выходит, мы уже и не нужны по специальности? Ерхов. Спокойно, спокойно!  Разберемся. Хоботов. Что тут разбираться? И так ясно. Логика не в нашу пользу. Гусаков хочет наложить лапу на нашу разработку. Мало ему? Пожалуйста, товарищ Гусаков! Разрешаем ради Ваших личных интересов. Ерхов. Прежде чем принять решение, подумают. Не волнуйтесь' Парамонов. А какой вариант лучше - уже никого не беспокоит? Ерхов. Почему вы упираетесь? Ведь ничего не меняется. Зарплата выше. Хоботов. Потому что смысла нет в этом переводе. Вариант Гусакова и бее нас долижут. А наше дело - искать навое. Мы на это запрограммированы. Парамонов. Или дурака валять, или за ворота... Краев.  Так сразу уж и за ворота? Парамонов. Намекают недвусмысленно... Ерхов (Парамонову). Я Вас не понимаю! У Вас готова диссертация. Вот я слышал, Утробин переходит к Гусакову. Прекрасная работа. У Гусакова больше возможностей. (Утробину.) Не так ли, Александр Николаевич? (Все смотрят на Утробина). Что? Неправильно сказал? Хоботов. Правильно… Но неверно... Ерхов. Не понял. Хоботов. Выхода нет у Александра Николаевича. Утробин. Думаю,  что  поступаю правильно. Парамонов. А в душу все же плюнули. Краев. Ну ладно, ребята! Кончайте ныть! Думаю решим... А душа - не урна! Это, скорее, аппарат тяжелее воздуха. Низко опускать, конечно, его не нужно. Но уж если он от одного плевка в землю тычется, плохо дело... Невысоко летает... Утробин. Существование души научно не доказано. Краев. Многое не доказано. Предки наши были не такие уж дураки, как мы о них думаем. Они открывали, а мы доказываем. Идите, ребята, подождите там... Бывает, приказы отменяются...   Ребята уходят. Краев н Ерхов направляются к столам заседания. Появляются и усаживаются  ЖИГАРЕВ, ДЕЕВ, МАСЛОВ,    ГУСАКОВ    и другие    ЧЛЕНЫ    НАУЧНОГО СОВЕТА.   Ерхов (Краеву). Кирилл Васильевич, мы же не в детском    саду' Они должны понимать. Краев. Все должны понимать. Деев. Тихо! Итак, все высказались? Маслов. Нет.  Я еще не сказал. Деев. Что у Вас, Иван Иванович? Маслов. Хоботов недисциплинирован. Ведет себя с людьми из рук вон. Я вообще не понимаю, зачем обсуждать какой-то перевод? Обсуждать нужно поведение. А таких, как Хоботов, - раз! - и переводить, не спрашивая. Для перевоспитания. Пускай задумаются. Деев. Что там было, Кирилл Васильевич? Краев. Хоботов больным пришел на работу. С температурой и больничным листом... Не вовремя,  опоздал... Деев (Маслову). Сейчас мы рассматриваем вопрос о том, как лучше выполнить государственное задание. Маслов. И я о том же. У нас есть люди более достойные и уважаемые. Они не выскакивают, чтобы быть умнее всех. Изобрёл - сиди тихо! Жигарев.   Подождите, Иван Иванович! Будет вопрос в повестке о дисциплине, тогда и поговорим. Деев.   По существу у Вас есть что-нибудь? Маслов (оскорбившись). А у меня все по существу. Если мы каждого разгильдяя будем по головке гладить, как, извините, работать? На задних лапках перед ними ходить? Деев. Надо будет - и на задних пойдем. Маслов.   Ну знаете ли! Первый   член   совета. А если все-таки объяснить этим ребятам, что это необходимо, чтобы уложиться в срок. В конце концов, мы делаем не игрушки, а оружие для защиты справедливости во всем мире. А это надо понимать. Почему мы с вами понимаем, а они нет? Поймут. Краев. Это Вы мне можете попробовать объяснить и я постараюсь Вас понять. Я войну прошел и после нее тоже видел многое.  А Вы ему объясните, докажите, что эту самую справедливость необходимо добывать несправедливыми методами. Принуждать их?… Боюсь, что даже я не пойму. Потому что в Вашей логике уже заложено насилие. Гусаков. Может быть, Кирилл Васильевич, не насилие, а усилие? И не только свое, но и чужое тоже? Второй   член     совета.   Дело,  насколько я понимаю, не в сроках и не в усилиях, а в организации работ.  И если мы будем сейчас делать что-то, что приведет завтра к ухудшению, то, извините меня, зачем мы тут все собрались? Маслов. 0 дисциплине тоже надо говорить. Деев.   Вопрос, таким образом, имеет как бы две стороны - как наилучшим способом выполнить государственное задание и при этом не нарушить общечеловеческих норм. Гусаков. Подождите! Я все-таки не понимаю. Я не понимаю, почему мы должны идти на поводу у Краева? Централизация всех сил принесет явный выигрыш во времени. Не будет лишних увязок. Не будем терять время на согласование мелочей. Краев живет старыми представлениями. Он не может по-иному. Но почему мы должны так жить? Мы все? Краев. Потому что не имеем права дарить тебе головы,  которые ты будешь использовать на подсобной работе. Гусаков. Всего-то трех человек? Краев. Эти трое заменят половину лаборатории. Маслов. У нас все одинаковы. Краев. Мы сделаем грубую ошибку, если будем думать так же, как Иван Иванович. Деев. Спокойно, спокойно! Основная наша задача - это та, за которую нам деньги платят. Если рабочий перестанет делать детали, а мы с вами - выпускать наше оружие, нас надо уволить. Гусаков. Правильно! Деев. Конечно правильно! Но также правильно и другое - надо беречь тех, кто способствует скорейшему выполнению заданий. И не просто беречь, а использовать их талант на всю катушку. А что мы слывшим здесь? Послать их туда, где они будут работать надсмотрщиками. У нас что - в цехах некому работать? Или Вы не доверяете им? Какая зарплата у Хоботова? Краев. Средняя зарплата инженера. Деев. Вы слышите? – средняя! Мы его уже осреднили! А теперь хотим еще и унизить. В наказание за то, что он решил задачу, которую никто не мог решить. Краев. По-настоящему, так ему надо кандидатскую степень за это давать. Деев. А что же Вы молчите? До сих пор? Уже за одно опоздание мы готовы пригвоздить его к позорному столбу. А ему благодарность надо объявлять, что он больной пришел на работу, другой и здоровый бежит от нее,  как черт от ладана. До каких пор мы будем всех стричь под одну гребенку? Мы перестаем верить людям. Это государственный подход? Я вас спрашиваю, Гусаков... Молчите? Вы все сделали для того, чтобы этот Хоботов - инженер с головой кандидата наук - завтра ушел от нас, от Вас. Вы останетесь с носом,  а все мы - при своих интересах. А что будет с ним? Завтра он будет решать но высшему? А может, по среднему? Жигарев. Да... Вы правы - перегнули палку.  Надо исправлять, Юрий Андреевич. И как можно быстрее. Мы с Вами не вместо пугала здесь посажены. Народ шарахаться начнет. Второй член совета. Еще меня удивляет позиция нейтралитета товарища Ерхова. Почему некоторые его работники в лепешку разбиваются, а уважаемый Леонид Иванович спокоен? Хотя это его прямое дело. Ерхов. Простите, но я должен выполнять приказы Павла Георгиевича. Деев. Так Вы считаете приказ о переводе правильным? Ерхов. Я затрудняюсь ответить... Мне...  трудно судить... Я человек новый. Деев. Вношу предложение. Первое – указать на неэтичное поведение и кулацкие замашки Гусаюву, второе - товарищу Ерхову указать на беспринципное поведение,  третье – посоветовать руководству изыскать возможность повышения заработной платы разработчикам новой системы. Другие предложения есть? Нет? Что хотите сказать Вы, Иван Иванович? Маслов. А как же дисциплина?   .Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ исполняет песню "Мы любим смысл..."   Машинный зал. В нем - ПАРАМОНОВ   И   ХОБОТОВ.   Хоботов (возбужденно). Всё-таки мы здесь не зря жизнь прожигаем. Парамонов. Прожигайте! А я сыт. Лучше в ассенизаторы. Хоботов. По-твоему,  от нас - никакой пользы? Парамонов. Поработаешь и, может быть, поймешь, что плевать хотел на пользу и на удовлетворение, когда эта штука полетела и вдребезги разнесла какую-нибудь хату или танк. Тебе очень нравится крушить, ломать, бить? Хоботов. Я не садист. Парамонов. А мне хочется плакать по ночам. Я - не Эйнштейн. И даже - не Краев. Душа – это разве аппендикс? Его вырежут и постараются  зашить попрочнее. Сколько погублено талантов! Столько великих конструкторов оружия могли бы стать поистине великими, если бы творили для процветания жизни, а не для ее уничтожения! Если бы делали комбайны,  автомобили, писали книги, рисовали. Тот же Гусаков. Ему цены нет. Он умен, талантлив. Да посадите Гусакова в отсталую отрасль, он горы свернет! За год напридумает и пробьет столько, для чего другим понадобится вся жизнь. Хоботов. Тогда ради чего мы тут сидим? Не задумываемся над последствиями. Не слишком ли это просто? Парамонов. В этом для меня и кроется загадка. Почему так мало волнует завтрашний день? Почему мы, сидя на пороховой бочке, так преступно беспечны? Бездумны! Мы добываем хлеб и славу. А как это делаем - нас мало волнует.   Входят   ГУСАКОВ   и   УТРОБИН.   Гусаков. Вот они, голубчики! Значит, надумали увольняться? А как же мы? Парамонов. Доставьте удовольствие. Юрий Андреевич. С радостью возьмем и Вас я нашу компанию. Утробин. Рвешь пуповину? Парамонов. Окончательно! Вопросы есть? Вопросов нет. Гусаков. Не так быстро. Вопросы есть. Зарплату хочешь? Должность хочешь? Все, что угодно... Парамонов. На все не согласен. Утробин. А диссертация? Парамонов. Гори она синим пламенем! Пресс-конференция продолжается! Гусаков.  Что тебе надо? Парамонов. Ни-че-го! Чего надо, у вас нет. Гусаков. Что? Утробин. Женщину... Гусаков. Я не специалист,  но найдем... Ты меня знаешь. Парамонов. Не выйдет, мужики! Оружие надо делать или чистыми, или грязными руками. Утробин. А ты уже нечист или недостаточно грязен? Парамонов. Увеличивать эту кучу металлолома? И какая разница, что мы их можем уничтожить двадцать раз, а они нас пятнадцать или тридцать? Запаслись... Гусаков. Что-то твоя философия попахивает, но чем - не пойму. И правильно,  кажется,  говоришь, а за три версты несет... каким-то чистоплюйством. Поезжай-ка лучше на испытания! А? Парамонов. Соблазняете? Гусаков. Рискую. Ну а ты, Дима? Хоботов. Выписывайте командировку! Поеду. Гусаков. Гора с плеч. Хоботов. Рано, Юрий Андреевич. Может, в последний раз. Гусаков. Вы простите, ребята, что так получилось! Вы своего добились - вашу систему будем готовить к испытаниям. И нужны, очень нужны ваши головы! Прошу вас - не горячитесь! Из того, что мы с Краевым часто расходимся во мнениях, не делайте вывод, что мы с ним враги, что он - хороший, а я - плохой. Конечно есть и у меня недостатки, и он - не подарок. Но с Васильичем мы сработаемся. (Уходит). Утробин. Не дурите, мужики! Диссертации готовы. Хоботов. Держи карман! Сидим у разбитого корыта. Утробин. А вам не кажется, что мы просто не привыкли отстаивать свое мнение? Ткнулись немного и раскисли от сопротивления. А не повторим ли мы судьбу Краева? Парамонов. Ну и ну!  А чем же Краев тебе не по душе? Ты у него, как у Христа за пазухой, кажется, жил. Утробин. А я не шучу. Ему твердости не хватает. Голова есть. Но разбрасывался Васильич? Разбрасывался! Как относился к собственным способностям? Безалаберно. При его знаниях и голове доктором наук уже давно был бы. А кем стал? Помыкали им, как хотели, и кто хотел. Да что я вам рассказываю? Не было бы с нами того, что произошло, если бы он раньше проявил характер. А теперь - петух жареный клюнул... (Пауза). Поэтому я уважаю Гусакова. Он не ждет,    когда его дела испортятся, он не дает им такой возможности. Парамонов. Значит, к Гусакову? Утробин. К нему... А ты? Парамонов. Я?.. А я - искать...   Затемнение. МЕНЕСТРЕЛЬ исполняет романс.   На сцене у телефонов ПАРАМОНОВ   и   ЛЕНА.   Лена. Алло, алло! Я Вас не слышу! Я Вас не слышу! (Пауза). Юра, ты? Я знаю – это ты! Не молчи, Юра! Ты слышишь? Парамонов. Слышу. Лена. Я люблю тебя! Я жду тебя! Мне без тебя очень плохо! Юра, я приеду! Я сейчас, я скоро… Парамонов. Лена, не надо. Я взял билет, я уже выезжаю. Лена.  Как ты меня мучил! Парамонов. Я насовсем… Я уже еду, я хочу тебя видеть.   Затемнение.   Квартира Краевых, стол, диван. В ней - ТАНЯ. Входит КРАЕВ.   Таня. Ну что? Краев (устало). Решение принято. Кто хочет, пусть переходит. Таня. Вот видишь - не все так плохо. А ты мучаешься. Краев. Не всё так просто, Танюша. Таня. Ты о системе? Краев. Система почти под сукном. Наш вариант - да какой он вариант! - целое направление - и в запасе. Есть множество систем, кроме наших, ракетных, - те же электротурбины, реакторы, - где понадобятся наши исследования для управления ими. Трудно реализовать? Да, трудно. Однако, необходимо публиковать подобное. Мы же завтра отстанем, если не будем подтягивать технологию. Если технология движется за мыслью - мы идем вперед. Но если она начинает быть тормозом... Как понимать то, что происходит? Нужно усилие, чтобы это все соединить воедино. Таня. Кирилл, дорогой, надо успокоиться. Обязательно. Ты стал слишком реагировать. Все, о чем ты говоришь, будет, но не сразу. Ты знаешь это лучше меня. Терпение и время. Постепенно отвоюете свою систему. Можно пока заняться теорией. Краев. Можно! Все можно! Выхолостить можно. По мелочам размениваться можно. От этого мало что прибавится. И, главное, вреда никакого. Все хорошие и ты хорошая... А время в сберкассе не сэкономишь! Хорошие отношения в изделия не превратишь. Таня. Преувеличиваешь, Кирилл. Не так страшно отставание. Никто же всерьез не думает применять оружие. Краев. Все связано. Все отстанет. Таня, ты же можешь это понять. Мысль надо поддерживать. Иначе ее станет мало, а мы отменим ее. Не в оружии дело. Мы против оружия. Но все, что мы туг делаем, уже сейчас можно применить для улучшения жизни людей. Таня. Ты так много требуешь от людей для осуществления далёких целей ,а им хочется счастья сегодня. Краев. Счастье сегодня станет возможным потому, что о нём кто-то подумал вчера. (Звонит телефон). Таня (берет трубку). Слушаю. Алеша, ты? Здравствуй! Все хорошо. Как у тебя? Как твои? Передай привет от меня Ларисе. Краев (в трубку). Здравствуй, Алексей! Есть новости: Да, да, хорошо. Заезжай… Всего хорошего! Спасибо! (Опускает трубку). Алексею сообщили, что нашли могилу Машеньки. Он заедет за мной через три дня. (Пауза). Опять прошлое… Таня. Ты будешь обедать? Краев.  Пожалуй, нет.  Я прилягу ненадолго. Таня. Ложись. (Краев ложится на диван). Таня укрывает его пледом). Краев. Алексей привезет французскую газету, где опубликована моя беседа с доктором Жуссеном. Таня. Наконец-то узнаем что ты такое ему наговорил, что приходится скрывать от нас до сих гор? Эти последние события вывели тебя из равновесия, но все наладится и пора тебе браться за самого себя. Поезжай с Алексеем на недельку. Отвлечешься, поживешь у него. Походишь в театр в Москве. Краев.   Легко сказать.   Подай,   пожалуйста,  мои бумаги. Таня.   Лежи,  лежи.  Я сейчас (Подает). Краев. Спасибо. А помнишь, мы были в театре? Давали "Царя Федора". Таня.   Мы еще е тобой спорили потом  –  может ли один человек быть носителем крайних сторон характера? Краев.  Как одновременно жалок и велик этот царь!  Как государь и человек. Гуманизм непрост. Как объединить доброту к каждому и доброту вообще? Когда летят головы и хлещет кровь. Таня. Сейчас не то время и от любого из нас подвига не требуется.  Кажется, что не требуется...  Кстати, вчера вышел спор о подвиге. Один утверждает, что подвиг осуществляется на уровне неосознанного, на уровне инстинктов. Как у матери, когда материнский инстинкт ослепляет ее. Краев. И что же? Таня. Так и не пришли к общему мнению. Краев.  Победа сознания над страхом или еще что-то? Таня. Знаешь, в одном театре за границей был показан такой спектакль. Плакал ребёнок. Зрителям, а их было человек десять-пятнадцать, объявляли, что ребенок прекратит плакать, если кто-то из них выйдет на сцену и позволит себя привязать и подвергнуть истязанию. Ребенок, глядя на экзекуцию, отвлечется. От зрителя требовали самопожертвования. Это называли подвигом. Краев. И кто-нибудь шел? Таня. Шли. Подставные. Краев. Вот-вот. Мы частенько искусственно создаем условия для прорастания таких “подвигов"   А потом удивляемся - почему никто не шагнул? И подсовываем соответствующий "эрзац". После всей этой сложной операции начинаем кусать локти - "герой" оказался не тем человеком.  А если бы он вышел и скрутил режиссера, а актеров разогнал за то, что они ради заработка согласились играть эту порнографию духа,  - мы бы это расценили как безумство. Это - не искусство,  это вандализм. И подвиг - не бессмыслица,  а уничтожение зла. Жаль,  что забываем об этом. (Пауза). Танюша, тут у соседей может быть Хоботов. Посмотри, пожалуйста, и если он там, позови его ко мне! Таня.   Я сейчас. (Выходит и быстро возвращается). Идет. Краев. Спасибо! И если можно, принеси нам, пожалуйста, чаю.   Таня снова выходит и возвращается с подносом, на котором стоят две чашки чая и вазочка. Ставит поднос на столик.   Таня. Бот и чай. Краев. Спасибо тебе. Таня.   С сахаром? Краев. Нет, нет. Не надо. А Дима сам по вкусу положит. Да, ещё, Танюша, последнее, – пожалуйста, подай ту красную тетрадь! Да, эту. Диме отдам. Ты не заметила, как у него настроение? Таня. Мне он напоминает пингвиненка перед прыжком с обрыва в воду. Ему очень страшно прыгать с отвесной ледяной скалы, но сильно хочется. Он, поколебавшись, закрывает глаза и, как человек, и делает шаг вперед. В воде холодно, лететь далеко, но его ждет внизу может быть самое прекрасное - ощущение своей власти над стихией.   Входит  ХОБОТОВ.   Хоботов.   Разрешите! У вас не заперто. Таня.   Входи,  входи,  Дима! Краев. Присаживайся! (Хоботов садится).  Извини, что лежу. Таня. Я вас оставлю. (Выходит). Краев. Дима, обещай мне что ты не уйдешь из КБ. Мы, может быть, и не увидимся долго. Хоботов.   Кирилл Васильевич, Вы что? (Вскакивает). Краев. Сиди! Я не шучу. Но если не можешь, не обещай. Послушай меня, не уходи так просто! Не бросай! Да, бери чай, сахар. Хоботов.  Спасибо. (Пьет чаи). Краев. Подумай. В жизни везде непросто. А с твоими способностями и тем более. Хоботов.  А нас в школе учили, что наоборот. Краев.   Дуракам наоборот.   Им легче.  Неправильно учили.   Горький сказал: "Плохое тоже нужно знать хорошо”.  А этому и нас не учили и мы не учим.  Думаем, жизнь сама научит.   На самом деле боимся. (Пауза).  Ты делаешь важное дело.   И было бы счастьем, если бы то, что мы создаем, не нашло применения. Но пока это необходимо. Пока есть зло.  И не надо стесняться быть естественным.  Ведь многие думают, что мы –     те,  которые делают оружие, –  необычны.   Более умны,   более сильны. А у нас - честолюбивый Гусаков, скромный Хоботов,  эгоистичный Утробин и мягкий Краев. Хоботов. Ну ужи мягкий? Краев. Я из тех чудаков-простофиль, которые многое хотят и могут, но ничего не делают. Хоботов. Неправда, это не Вы. Краев. Ну, ну... Я, может, и был счастлив. Ты не уходи, борись! Иначе потом, когда-нибудь, не простишь себе добровольного отступления. Малодушия. Хоботов. А я борюсь. Краев.  Как? Хоботов. Хочу письмо написать в министерство. Краев.  0 чем? Хоботов. Преступно лучшее хранить под сукном. Пройдет время, и оно устареет. И не будет нужно. Краев. А ты не спешишь? Хоботов. Возможно. Но тратить силы зря мне не хочется. И превращаться в мелкого склочника тоже. Поэтому я думаю, что уже не работать мне тут. Не простят. Краев.  Тебе зарплату повысят. Хоботов. А я не за зарплату работаю. Да что Вам объяснять! Вы сами,  если бы трудилась из-за денег,  не у нас бы сидели. Краев.  Как бы с письмом не сделать ошибки. Очень часто от одного нашего шага зависит вся наша дальнейшая жизнь и не потому совсем, что ты пойдешь или не пойдешь по накатанной дороге. А может быть, потому, что первый шаг сделан бессознательно, интуитивно правильным. И как бы потом не уклонялся ты от своего первоначального пути, тебя неосознанно будет тянуть туда,  где этот шаг был сделан. Так случилось и со мной. После двадцатилетнего перерыва я вернулся к прежней деятельности и никогда не жалел об этом. Хоботов. У Вас был вынужденный перерыв. Краев. У меня был выбор. Но я решил попробовать еще раз. И ты, пока не исчерпаешь все возможности, не отступай! Потом не стыдно будет перед самим собой. (Закрывает глаза. Пауза.) Хоботов. Кирилл  Васильевич... Краев (очнувшись). Иди! Позови Танюшу. Хоботов. До свиданья, Кирилл Васильевич! (Встает). Краев. Прощай, Дима! (Протягивает красную тетрадь). Возьми эту тетрадь. Тут есть кое-что для тебя. Если все будет хорошо, мы с тобой еще побеседуем. Иди.   Хоботов выходит. Входит ТАНЯ.   Таня. Ты меня звал? Краев. Таня, как ему будет трудно' Нет у него рядом никого, с кем бы он мот посоветоваться. Таня (украдкой вытирая глаза). Кирилл... Краев.  Танюша,  как мы с тобой жили! Маленькая ты моя... Таня (плача). Ты что,  Кирилл? Краев. Прости, что я так крепко тебя привязал к себе. Как уходить? Сердце... Таня (суетясь). Кирилл... Подожди!   Я... лекарство... Краев. Остановись! Будь мужественна... Таня (падая на колени). Кирилл!..    Кирилл! (Затемнение).   На сцене,  освещенной прожектором, ЗУБОВ. В руке у него газета.   3убов. Я приехал, отец, я спешил. Я очень хотел тебя увидеть. Мне нужно было с тобой поговорить. Но я не успел. Я нашел свою мать. Но я не знал, какая она была, а ты мне почти ничего не рассказывал. Мне больно, отец, что я мало помогал тебе. (Пауза). Я привез тебе газету. Вот она. “Беседа доктора Жуссена е русским доктором технических наук Краевым. Доктор Жуссен: "Ваша профессия?”.   Прожектор, освещающий Зубова, гаснет. Другой прожектор высвечивает стол, за которым друг против друга сидят ЖУССЕН и КРАЕВ.   Жуссен. Ваша профессия? Краев. Инженер. Жуссен. Специальность? Краев. Делаю оружие. Жуссен. Значит, Вы - за войну, против мира? Краев. Нет. Я за мир. Жуссен. Да? Но Вы делаете оружие! Краев. Разве все стали добрыми? Зло исчезло и от него не надо защищаться? Жуссен. О! Вы- философ? У Вас есть философские научные статьи? Краев. Да, я – философ! Изучал философию в окопах, сражаясь с фашистами. Изучал философию в концлагере, Там ее преподавали лучшие нацисты Германии. За отличные знания марксизма они ставили такие отметки. (Показывает руки). Жуссен. Вы- фанатик? Краев. Ничего нет хуже и опаснее слепого фанатизма. А кто Вы? Жуссен. Я тоже был в концлагере. В фашистском концлагере, я видел то же самое, что и Вы. И я тоже этого не хочу' Но я верю в силу убеждения. Краев. Я тоже очень хочу верить в силу убеждения. Жуссен. А как же призывы к мирному сосуществованию? Краев. Мы не призываем к разоружению перед капиталом. Это означало бы снова попасть в те же концлагеря. Жуссен. А если они начнут войну? Краев. Мы надеемся на благоразумие. Жуссен. Но Вы делаете оружие! Краев. Они вынуждают нас. Жуссен. Вы делаете все более новые виды оружия. И более новые и более сильные яды. А известно, что противоядие возникает позже самого яда. Где защита от оружия бактериологического, генного? Одной дробинки достаточно, чтобы уничтожить весь разумный мир. Вы даете гарантию, что оно не найдет применения? Краев. Вам хочется решить все задачи и прийти к счастливому концу. Нам этого тоже хочется. Но счастливый конец один, и Вы его знаете - ликвидация крупного частного капитала, ликвидация наживы. Никто не хочет идти в рабство. Жуссен. Вы предпочитаете смерть под бомбами? Краев. Иначе нас ожидает смерть в печах,  как это было и как это продолжается до сих пор. Жуссен. Да, фашизм не унимается... У Вас есть жена? Краев. Вторая. Первая погибла в войну. Она воевала,  попала в плен, бежала, была ранена и умерла на руках боевого генерала, когда они пробивались к своим. Жуссен. Я Вам сочувствую. У Вас остались от нее дети? Краев. Сын. Жуссен. Чем он занимается? Краев. Он генерал. Профессор. Жуссен. О! Поздравляю. Сколько ему лет? Краев. Нет сорока. Жуссен. Превосходно! Молодой генерал. Краев. А что вынудило Вас удариться, как у нас говорят, в толстовство? Жуссен. Жажда мира. У меня нет родных. Все погибли в рядах Сопротивления. Я один. Лев Толстой - великий писатель. Видите, мы более верны его ученью, чем Вы. Мы хотим счастья человечеству. Краев. А известно ли Вам, что в критические моменты истории Лев Николаевич отступал от своей веры? Граф поступал так, как на его месте поступил бы социалист. Вы читали – при Толстом в России было два царя. Он был некоронованным царем. А можно ли получить трон увещеваниями? Жуссен. Ваша логика - логика силы. Краев. Это - логика справедливости. И пока существует несправедливость, фашизм, приравнять несправедливость к справедливости было бы преступлением перед человечеством. Жуссен. Но фашизм пользуется любыми методами борьба и,  как правило, нечестными. Ему так легче с нами бороться. Он имеет преимущество в борьбе за существование по Дарвину. Краев. Законы дарвинизма, как заметал Энгельс, нельзя переносить на человеческое общество. Чтобы выжить, мы боремся не за существование, а за сосуществование. Иначе - тупик. Смерть. Смерть от обжорства одиночек и голода миллионов. От одиночества и войн. Жуссен. Вы упомянули Энгельса. Но Энгельс в "Диалектике природы" показал,  что человечество как возникло из ничего, так и канет в ничто. Не кажется ли Вам, что мы сами с  каждым днем все ближе подступаем к своей смерти,  затягивая петлю из все более смертоносного оружия? Краев. Грустно сознавать, что можем погибнуть от собственной глупости. Но мы боремся. Жуссен. Откуда Вы черпаете свой потрясающий оптимизм в то время, как все остальное человечество ни на минуту не сомневается в скорой гибели земной цивилизации? Краев. На земле во все времени находились пророки, вещающие о конце света. Но жизнь продолжалась. От средневековых пыток под эти пророчества мы пришли к защите Прав Человека. Жуссен. Вы хотите оказать, что существует нечто, чего мы  не знаем? Краев. Существует закон природы накапливание положительного и преодоление им наибольшего сопротивления. Это – закон диалектики. Жуссен. Которая является тоже оружием? Краев. Вне ее – тупик. Жуссен. Вы - странный человек. Больше философ. Уж не думаете ли Вы, что фашизм вымрет сам? Краев. С нашей помощью. Жуссен. По-вашему, ему вымирать в любом случае? А нам погибать только в одном? Не думаете ли Вы, что он, как раненный смертельно зверь, способен потопить нас в крови? Краев. Чтобы этого не произошло, мы должны быть начеку. Жуссен. А как же с ним бороться? Краев.  Как бороться с безумием человечества - фашизмом -это мы должны решать с Вами сообща, со всеми людьми. Жуссен. Вы назвали фашизм безумием. В чем Вы видите его истоки? Краев. В обогащении. Обогащение – уже безумие, уже ненормальность.   Шум вокзала. На сцене – ХОБОТОВ. Появляется   ДЕВУШКА с тяжелым чемоданом в руке.   Диктор. Внимание! Поезд,  следующий в Москву, отправляется через двадцать минут с четвертой платформы. Повторяю... Девушка (Хоботову). Это четвертая платформа? Хоботов. Четвертая. Разрешите, помогу? (Наклоняется, берет за ручку чемодан). Девушка. А… Вы… не унесете. Хоботов. Всю жизнь только этим и занимаюсь. Девушка. А по виду не скажешь. А чем Вы еще занимаетесь? Хоботов. Еще'? Поднимаю в воздух аппараты тяжелее воздуха. Девушка. И они не падают? Хоботов. Отчего же? Бывает, что и падают и даже разбиваются.   Но это случается редко. Девушка. Нравится? Хоботов.   Еще бы! Девушка. Вы- счастливый человек. Хоботов. А что такое счастье? Девушка. Счастье - это,  наверное,  то,  чего могло и не быть. Хорошее...   Девушка и Хоботов уходят. МЕНЕСТРЕЛЬ исполняет песню “Вокзал”.   СТИХИ к песням для спектакля "Вокзал во Вселенной"   РАССВЕТ Наша жизнь на вокзалах Становится табором. Подгоняя друг друга, Куда-то спешат поезда. Из пропахших углем И пропыленных тамбуров Мы ступаем туда, Где нам будто бы светит звезда.   Ожиданье вокзальное Часто бывает невесело - Словно что-то оставил Или дома случайно забыл. В суете провожающих Будто ждем от кого-то известия, А в глазах отъезжающих Ловим к нам обращенный призыв.   Дым печурок вагонных Разносится по ветру. Мы транзитом промчимся, Сбивая на травах росу. Отзовется лишь эхо, Умытое поутру, Да истошный гудок, Словно коршун, замрет на весу...   ...Сонный поезд качает Земля На бугристых ладонях. Между шторок пробьется Слегка розовеющий луч. И последней угаснет звезда, Заплутавшая в кронах, И в тени подступающих Крепостною оградою туч.   И покажется солнце, Перепутав одежды спросонок, И оранжево выплеснет Слишком большие мазки. И потянется поезд, Как сильный здоровый ребенок. И купе, словно соты, Наполнятся гулом людским...     КАК МНОГО СЧАСТЬЯ БЫЛО НАМ ДАНО... Как много счастья было нам дано И как легко его мы растеряли. Развеяли по проводам печали Немое телефонное кино.   И так спокойно превратились в лед, Бестрепетно лишив себя желанья. Так гравитация исчезнет в мирозданьи, Когда Природа смысла не найдет.   Так антиклей вдруг разорвет узор, Под нашими руками сочлененный, И всхлип дыханья несоединенный Мгновенно превратится в мелкий вздор.   Нам не прожить ни вместе и ни врозь – Друг друга стали мучить и стесняться, А надо бы – душой соединяться, Да видно, места рядом не нашлось...   Не счастье нужно бедному уму, А лишь понять,  что ждет его квартира, Куда однажды двери отворила И приняла, как гостя, в кутерьму.   Как много ожидалось второпях! И как-то плоско перетасовалось, И дальше в униженьи красовалось Чудачество в засиженных репьях.   И рухнуло под взглядами разинь Возникшее внезапно озаренье, И возвратилось боковое зренье Преддверием злосчастья как грозы.   Как много было нам дано опять! Как мало нужно, чтоб его не стало, Чтоб ты в дверях счастливой не стояла И мне у них счастливым не стоять!     ПРОЩАНЬЕ Я не люблю прощанья на вокзале В бесцельной трате тягостных минут, Когда вы все давно уже сказали, А вот часы как будто не идут.   Я столько раз уже был провожаем, И сам стоял, медлительность кляня, Но все равно, когда я уезжаю, Сжигает память бешено меня.   ...Прощанье скупо... Поцелуй украдкой... Шумит вокзал за спинами у нас... И диктор, будто утренней зарядкой, Расшевелил скучающих у касс.   Я уезжаю. Ты – как будто плачешь... Я говорю о чём-то наугад: "Прости... Не знаю... Не могу иначе...". А сам ловлю, ловлю, ловлю твой взгляд.   Бушуют за спиной чужие судьбы. Желанье их переплелось с моим. И будто день пришел последний, судный, И мы вдвоём над пропастью стоим.   Ни ты, ни я не верили в удачу. И вот в груди взрывается набат... Ты руки тянешь... Я как будто плачу... Ты жадно ловишь мой застывший взгляд.   Пусть все пройдет! Пусть память вырвут с корнем! Пусть я паду! – не сообщат тебе… Ты руки тянешь в день бездонно черный, Как в пустоту – к своей слепой судьбе...     А БЫВАЮТ ЛИ ЗЕЛЕНЫЕ КОСТРЫ? А бывают ли зеленые костры, А бывают ли красивые мечты, Ночью летней – прозрачные сны, А сугробы – до солнца почти?   Разбрелись отраженьями дома, Потерялся среди них наш обман, Набегает за окошками туман. За туманом кто-то двигается к нам.   Мне сегодня,  как и вам, - не уснуть. Ах, как хочется увидеть весну! За троллейбусом вприпрыжку скакнуть! Мотыльком, сломя голову, - к костру!   Было время - я песен не пел. А пришло - облака нанизал. Вышло так – получил, что хотел. Кроме этого нечаянно слазал:   –        А бывают ли зелёные костры?     ДРУГ И ты ушел. А я стою на прежнем. Перешагнуть себя не стало сил. Завидовать друзьям в пути безбрежном Я никогда в душе не выносил.   И как теперь не выглядеть хилее? Один остался. Слезы лить кому? Все далеко и вряд ли мной болеют И жаждут встреч, как встарь, в моем дому.   Друзья мои, а я опять скучаю. Да что “скучаю”! - просто не могу! Дождаться и не верю, и не чаю, Последнее, как совесть, берегу.   И кажется глубокими ночами – Готов бежать, как ошалелый, вдруг, Увидев за отрывистым "Встречайте!" На телеграфном бланке слово "Друг".   Всех вас - моих - на этом свете мало, Мы как-то так,  в дорогах, разбрелись. И, видно, время встречи не настало, И разные пространства не сошлись.   Но ведь уходит - Как уходит время! – И кто-то - Сколько их!  - совсем ушел И среди нас, уж больше не старея, Он вечное пристанище нашел.     О МАТЕРЯХ Так начиналась жизнь моя, Духотворящая Россия. Ты родила таких, как я, Когда война кругом косила.   И вместо милой тишины Над колыбелями висели Плач матерей и гул войны И с ними - дымные метели.   И сколько воли день за днём! И сколько трачено усилий! Мы появились под огнем, Как продолжение России.   И слава нашим матерям, Не испугавшимся трагедий! Иначе б сколько потерял В минувшей битве русский гений!   О матерях всего трудней, Воину прошедших - и тем боле. Каких судьбою черных дней Не выпадало им на долю!   Каких невыдуманных мук Они не знали, разрываясь, Когда сжигавшее вокруг Лизало смертью нашу завязь!   И никакой суровый суд Не попрекнул бы их расплатой, Когда они последний фунт Несли не детям, а солдатам.   И сколько тех живут сейчас, Кому не выдано гарантий! Все, что потрачено на нас, Нам переплавить бы в характер!   ...А доброту, что нас несла В руках, войною обожженных, И наяву, и в горьких снах Сегодня ищем в наших женах...     КРАСНОЕ С ЗЕЛЁНЫМ Красное с зеленым в лужах на дороге, очень-очень красное, фонари кругом. Темнота за стеклами. Люди спят и боги. Мы с вокзала ехали Ночью, словно днем.   Разный дом у каждого: мой - пропах сомненьями, твой - за синим облаком в занавесках дня. Ты в своем – невестою и хозяйкой времени. Пыль и одиночество хмуро ждут меня.   Красное с зеленым нам бросалось под ноги и друг в друге плавилось и переплелось. Мы сидели рядом – пассажиры строгие, – в городской толкучке чувство улеглось.   Шел трамвай, покачиваясь, будто на ухабах. Звонами зелеными был город наводнен. Вперемешку с черным поднимался запах отдаленных станций с пылью и дождём.   Наш вагон, постукивая, поднимался в гору. Как закат краснела отраженьем ночь. Выйдя из трамвая, разойдемся скоро. Этому событию слезами не помочь.   "Вот и снова дома", - ты себе оказала. В лужах смяла красное ветра кутерьма. По зеленым искоркам ехали с вокзала мы в одном вагоне в разные дома...     ВОЗВРАЩЕНИЕ Мне кажется, что я - не тот! Что было – впереди! Ошибки не произойдет. Не обожжет в груди.   Что я опять начну с нуля. Вершина – покажись! Не станет прошлое вилять. Моя начнётся жизнь.   Не надо жертвенных похвал! Я встречу поворот, Где я когда-то сплоховал, Пошел наоборот.   Я не сверну теперь с пути! Сомнений сети – прочь! Не надо плакать, чтоб дойти И днем не видеть ночь.   Я выбью из под ног костыль И отряхну с колен Ту перепаханную пыль, Где чуть не околел.   Не оглянусь в тоске назад – Пускай и не зовёт В немой мольбе любимой взгляд: Мне двигаться вперёд!   Пусть руки тянутся но мне! Я гордо - мимо рук! В груди семнадцати камней Несется ровный стук.   В свою мечту - в голубизну – Взовьюсь, не проползу И снисходительно взгляну На то, что там - внизу.   И я пройду путем ничьим, Как я того хочу... Так почему в пустой ночи Я... дико хохочу?     ВОКЗАЛ Вокзал, вокзал, твоя ли суета Зовет меня неведомо куда Сквозь отголоски песенного чуда? Но знаю точно - только бы отсюда!   С тобой связал начало и конец. Я выбрал в жены на твоем перроне И еду до сих пор в одной вагоне, И жизнь даю, как некогда отец.   Там, позади, - вокзальная черта И станция, как белая мечта. К ней рвался по накатанным дорогам С билетом от порога до порога.   Теперь судьбе доказывать берусь Обратные, казалось, теоремы – Отходит поезд, Напрягаю вены На всем ходу И без билета мчусь!…     ЕСЛИ Если вдруг ни солнц не стало, ни лун, Если красное затмевает синь, Разлюбила и сказала – Плюнь! Будто сам навязался – Сгинь!   Если что-то остается - Не бери! Если много остаётся - Не гадай! Если сердце остается - Подари! А любовь или жизнь - Отдай!   Если память не дает уснуть, Если прошлое ломится в дверь, А от будущего бросило в жуть, И поверить не можешь - Не верь!   Ты взаймы тогда душу возьми! А свою придави половчей! А иначе - других казни Утонченнее всех палачей!   Если вдруг ни солнц не стало, ни лун, Если красное затмевает синь, – Словом, ранили тебя, - Плюнь! Словом, в тягость оказался – Сгинь!     НОЛЬ ТРИ “Ноль три”, побыстрее пришлите карету И двух санитаров, прилично одетых, И очень прошу - прихватите подушку - Глотнуть кислорода в тяжелом удушье!   “Ноль три”, как на солнце казаться без тени, Пройти, усмехаясь, мимо ветки сирени, Вдохнуть аромат и не дрогнуть, не охнуть, А губы поджать, горем сжаться, оглохнуть?   Скорее, “Ноль три”! Адрес - улицы розовой. Мое состояние очень предгрозово. Вы слышите? - Силы меня покидают. Любимым своим ничего не прощают!   “Ноль три”, приезжайте, везите сто ампул! Пропал человек, и никто не заплакал. Любимую видел он вместо рассвета...   “Ноль три”, побыстрее пришлите карету!   “Ноль три”, побыстрее...     МЫ ЛЮБИМ СМЫСЛ Мы любим смысл, а все идет без смысла – Трагедией кончается любовь. Фемиды справедливой коромысло Мгновенно замораживает кровь.   Давно уже подернулися пеплом Живые катаклизмы на земле. Но вот опять в который раз окрепло Стремление вернуться к жадной тле.   И впору бы кричать: “Не будет проку Все прожигать,  желания губя” Но над плечом твоим летит сорока, Которой все известно про тебя.   Ты в мире этом приоткроешь двери. Как сумасшедший, будешь биться в нем. В каком сраженьи сосчитать потери, Играя, как пустышками, огнем?   История пока покрыта пылью. Увидеть бы - не как земля горит, А как осенний лист расправит крылья И жук последний вдруг заговорит...     КОМУ ТЕПЕРЬ МНЕ ПЕСНИ ПЕТЬ?, романс Кому теперь мне песни петь? Кому ласкать глаза и губы? Друг другу тихо душу греть, Переплетая наши думы?   Кому в вечерней тишине, Склоняясь, молча гладить руки, Не уставая, все хотеть Продленья нашей сладкой муки?   К кому теперь бежать и звать? Кто без меня дышать не может, Со мной готов себя отдать, А без меня страшится ложа?   Ты не вернешься - хлынет ложь, И так пустынно в мире станет! И если ты не позовешь, Моя душа кричать устанет.   Кому теперь мне песни петь? Кому ласкать глаза и губы? Друг другу тихо душу греть, Переплетая наши думы?     ВОКЗАЛЫ ВСЕЛЕННОЙ Мне когда-то хотелось Взлететь над Землею – Голубую Планету, Я, думал, открою.   Не века отводились На наши маршруты – Пролетели беспечно, Как ветры, минуты.   Пронеслось и забылось, Как строчки в конверте, Но вот ближе завыли Последние ветры,   И все ближе рассветы, Где за крепостью лет Голубая Планета Голубой дарит Свет.   Одиночества муки – Как погасший костер. К ней протянуты Руки Через Черный Простор.   Вечность ждет у порога. Будем в Вечность кричать. Голубая Дорога Будет звать по Ночам.   По Планетам Галактик, По следам наших Встреч, Словно вихрь из Атлантик, Громом выплеснем Речь.   Мы выходим из плена Среди мертвых планет – Наш Вокзал во Вселенной Встречает Рассвет.   Время жечь перестаньте У Земной Борозды!  - Мы сегодня на старте От Звезды до Звезды.   Мы летим во Вселенной От Земли до Земли, Словно Храм Белопенный От Нерли до Нерли.   Снова в Звездном Пространстве Мы кричим:  "Позови!", И играет Шаманство От Любви до Любви.   Будто в Вечном Исканьи Шепчет Крик: "Покажись!" – Прорастают Кристаллы И разносится Жизнь.   КОНЕЦ

* Коллапс экономики и культ смерти как критерии нашей жизни * Пакт глобального Мира * Смена парадигмы жизни – обязательное условие выхода человечества из мирового кризиса  * Что такое критерий