Геннадий Мирошниченко. Любовь. Поэма

_____________________________

Геннадий Мирошниченко

ЛЮБОВЬ

Поэма

Посвящаю Мирошниченко Н.В.

Вокзальный вечер сумрачен

и тих

И в тишине

вдруг лязгают вагоны,

И вслед за тем

грохочет воздух сонный

И отдаёт горячим их,

двоих.

Они ещё не звали друг о друге,

А смех её был, кажется, знаком.

Он шёл к друзьям с тяжёлым рюкзаком.

Влюбляясь в голос будущей подруги.

Он подходил, а Что-то ритм нарушив,

Вдруг сдвинулось вверху, как облака.

И нежностью захлёстывало душу,

И звук любви запел издалека...

Он рядом стал.

Во взгляде бьётся сердце

Слова молчат, их помощь – не нужна:

К кому душа любимого нежна,

Тому в неё без слов открыта дверца.

Ленивый ветер мягко гладил лица,

Касаясь шёлком девичьих волос.

Глаза блеснули.

Взор, страшась разбиться,

Метнул Ему шифрованный вопрос.

И Он ответил: “Да!” – мгновенно, сразу…

Бывает, ждём так нужный нам ответ,

Надеясь не на душу, а на разум,

Хотя душа давно уж слышит: “Нет!”.

Что в мир идёт – всему своя причина,

Природа всё учла, хоть мы её корим,

И многое упрятала в личину

Прозрачно отражающих витрин.

Мы все в чужое верим без сомненья,

В любовь двоих – как в сказку иль игру.

Но многих ли общественное мненье

По банкам расфасует, как икру?…

Хотим любви, чтоб поддавалась счёту

И жизнь вести, как учат мудрецы –

Не спину гнуть, не тяжкую работу,

Где спутались начала и концы.

Как рвётся в нас бунтующий и страстный

Напор воспоминаний и тревог,

Минут и снов, до одури прекрасных,

Непройденных, пропыленных дорог!

И маемся мечтой о счастье близком –

Вдруг там – Любовь! –

К которой мы спешим…

В бутылку кем-то вложена записка

И в море брошена, как часть моей души,

И плавает, надеясь лишь на случай…

Молиться бы каким ещё богам,

Каким началам или водным кручам,

Чтоб штормом была кинута к ногам!?

В его безумье ты отыщешь крохи,

Твой путь непрочен и непрочен стих –

Ведь счастье – жертва

Мысли,

Тела,

Вздоха

Не одного, а сразу вас двоих.

Да, мало нынче некрасивых женщин!

Погас в их блеске медный свет грошей –

Рай в шалаше давным-давно обещан,

Да что-то мало этих шалашей...

И тычется слепое предпочтенье,

Теряешься, едва начав отсчёт:

Что вытянешь – себе опроверженье,

Любовь, проклятье, –

чёт или нечёт?…

Любовь не выбирают по подсказам,

Газетным объявлениям, заказам, –

Мы плохо знаем, как она горда,

И ждём её, святую с неба манну,

К ней примеряется учёная обманом

Претензий наших наглая орда.

Любовь всегда была –

одно дыханье, –

А безответная, кому она нужна? –

Любимому – не ласка, а нужда;

На свете нет сильнее наказанья…

Начало Их – двоих как одного.

Они стояли, друг касаясь друга,

И, похохатывая, точно в форме круга

Друзья стоят, не видя ничего.

О! Как далёк бывает этот мир,

Когда одна глядит в глаза другого!

Как далеко убожество квартир

От первого, палаточного крова!

Соприкоснулись –

Он,

Она

и Что-то,

Что хрупко и торжественно храним,

Что за крутым житейским поворотом

Дано понять лишь только нам одним…

И юный, Он, вокзалом окрещённый,

Ещё и нелюбимый, непрощённый,

С ненужной никому дремавшей лаской

Стоял пред нею, заливаясь краской.

Иглою жгла мгновенная искра

Под сводами небесными вокзала,

И нежное в душе уже звучало,

Как свет ночной грядущего костра.

Потом Он будет в сполохах заката

Всё это, ускользнувшее куда-то,

Как представитель творческих мужчин

Лопатить в мыслях в поисках причин,

Искать, искать, не находить ответа –

На дне колодца нет дневного света,

И небо – чёрной пуговкой одежд,

И дырки в нём как звёздочки надежд.

Как временами рвёмся мы из дому,

Бросаем старое, хватаем рюкзаки!

Когда ж потом что выйдет не с руки,

Клянём себя да полного разгрому.

Но час грядет и всё забыто вновь.

Рюкзак готов, и ждёт уже дорога.

И где-то за таинственным порогом

Нас ждут друзья, и светится Любовь.

…Несётся поезд, выгибая тело,

Стучат колёса, повисает пыль.

Он сядет рядом – так она хотела, –

А за окном проносится ковыль.

Потом вагон заполнит духотища,

И в липкой, отупляющей жаре

Лишь им двоим найдётся в мире пища

В дневной, ночной, в любой другой поре.

А поезд мчит...

Всё ближе, ближе горы.

Мелькают мысли, дни, улыбки лиц.

И ближе то, безжалостное горе,

Которому ни клеток, ни границ.

Любовь, Любовь,

Ты снова даришь детство,

Ты возвращаешь ту же сладость мук –

Больное, обескровленное сердце

Вдруг потрясает эталонный стук.

Какая тяга – иногда коснуться

Родной руки, и в счастье замереть!

Как будто утром розовым проснуться

И окунуть себя в живую медь.

Всё милое – любая точка тела, –

Волнует всё и излучает новь.

И хочется, чтоб не было предела

И душу жгла небесная любовь!

...Ах, детство, детство,

Ты ли виновато –

Наивность так торопится испить

Душой за нелюбимых искупить

Не всем распределённые караты!

Не все тебе свои сердца отдали,

Тебя, Любовь, – воспели и распяли

За тягу в горы с жизненных равнин,

За то, что каждый в нежности раним,

Что от тебя порядочно затрещин,

Как ни стараемся без боли проскользнуть –

Но каждый ли выдерживает путь? –

А слабых нет уже и среди женщин…

Частенько кажется, что мы подобны дому,

В котором, что ни дверь, то – тайна иль запрет,

И входы есть, а выходов-то – нет!

И тучи – без дождя, и молнии – без грому…

Любовь и мы – всё из одних садов,

Кому не хочется, чтоб каждый плодоносил? –

Есть время созревания плодов!

Есть время созревания ремёсел!

А есть ли это время у Любви?

Что из того, что видим повсеместно? –

Её законы людям неизвестны,

Она – капризна, –

Жаждешь – так лови!

Да и Любовь ли окружает нас? –

Мы одиноки в черноте Вселенной,

Протягивает лапу к шее бледной

Соляриса немой прозрачный глаз.

Не потому ль так тянемся друг к другу.

Страшимся не найти трепещущую руку?

Хватаем первое, клянёмся, что не так;

Потом окажется – душа уже не та

И дверь не та.

И жизнь – куда-то боком,

В печенках – вой,

Родные – как под током,

И ты для них давно уже не свой

(Но, слава Богу, это – не со мной!).

Любви

давно даны определенья –

Что сомневаться в прелести томленья! –

Но под любовью жён, мужей, быть может,

Поскольку им любовь обходится дороже –

То теща, дети, то зубастый быт,

Которым каждый может быть добит, –

Под их любовью всё с частицей “не!”:

НЕ

пламенные вздохи при луне,

НЕ

первое, десятое, ... сякое…

Любовь, Любовь,

Да что же ты такое?

Мы на определяющих ворчим –

Работы нет, есть тысячи причин!...

Как нам важны воззвания пустые!

Учёные,

писатели,

друзья!

Нам без большой учёности нельзя –

Нам стыд щекочут истины простые.

Бесценна Добродетель под кнутом –

Раба, послушного творенью властелина,

Кто назовёт возлюбленным?

Он – глина

И жижа чёрная, болотная притом.

И что за чушь! –

Нам рабство воспевать,

Распоряжаться жизнею другого –

Подумать только! – Самого родного,

И трепет друг пред другом убивать!...

А хочется таинственности чувств,

И хочется всегда иметь надежду,

И не скрывать желания прилежно,

И не казаться, что ты – глуп и пуст.

Я –

как в клетке!

Скольжу

по натёртым полам,

Разбиваюсь,

встаю,

чьей-то силой

влеком, –

Я хотел

это яблоко

напополам

Не рубить!

Не делить!

Подарить

целиком!

Но не вырваться мне! –

На века

этот плен.

о прутья решётки

себя

раздолблю.

Упаду...

И опять

поднимаю

с колен

И не верю,

что больше тебя не люблю...

Сколько лет

я бежал, задыхаясь,

к тебе,

В исступленьи не думал,

что в пропасть

толкну.

Две печали

как две половинки

в судьбе,

И снежинки

судьбою

шуршат по стеклу.

И теперь, как тогда,

продолжает

стучать

Моё сердце –

ему и прощения

нет! –

Мне бы с горного склона

увидеть

рассвет,

А потом уже –

пусть! –

навсегда

замолчать!...

Нечасто белое мы называем белым,

Всё больше – серое и чёрное – для дела, –

Любовь – любовью, тягу – увлеченьем –

Настолько мы подхвачены теченьем.

Но миг придёт! –

В груди моей игрушка,

Черкая планы завтрашнего дня,

Споткнётся оземь, верный ход нарушив,

И бросит небо звёздное в меня.

И я уйду от этих дел липучих,

От памяти, что не даёт вздохнуть.

Чтоб не скрипеть простужено хрипуче:

"Скорей бы умереть и отдохнуть!".

Восстанет рано списанная совесть,

Заполнит душу плачем и мольбой

И Жизнь – тобой продолженную повесть –

Восславит не единственной Рабой...

Нужна ли наша искренность кому-то,

Чтобы всю жизнь посменно, поминутно

Тащить себя из пасти бытия?

Нужна ль кому-то искренность моя,

Коль я чужую слабость оголю

И молодость сомненьем опалю?...

Но слабость воспевать пока не время,

Придёт черёд – успеем пошуметь, –

Своим дыханием её ладони грея,

Озябших плеч, боюсь, не отогреть...

Судьбу двоих за нас решают горы.

Они – судья, – пусть каменно вершат!

Часы идут, часы уже спешат –

Не к месту нам пустые разговоры.

Они сведут, взлелеют, разведут –

Пусть всё решится!

Горы всё рассудят,

Но вряд ли чьи-то головы остудят –

Лишь бросит выше сказочный батут.

Там, на закате, слышала скала:

Ещё не вслух, нечаянно, несмело,

Дрожа душой и леденея телом,

Она его любимым назвала.

“Любимый мой!”, –

Она ему шептала.

"Любимая!", – кричал беззвучно Он.

Качаясь на зазубринах времён,

Гиганты мудро ждали их начала.

Какие глыбы скалились из тьмы!...

Была гроза...

Разряды освещали

Их первый путь и первые печали,

Горбатые моренные холмы...

О! Сколько их, Любовью наделённых,

Историй пламенных и озарённых,

Видали эти каменные лбы,

Вершители, крушители судьбы!...

Бывает, нас бросает в одиночку

То на гранит, то вверх, под небеса, –

Мы платим долг пожизненный в рассрочку.

Раздаривая силу, голоса...

Во многом виноваты мы нередко,

Отводим взгляды, вздорно промолчим.

Дрожит в душе надломленная ветка

Под натиском безжалостных причин.

Дрожит под ветром,

Гнётся наша совесть.

И, перечёркивая свет от фонарей,

Подходит предначертанный нам поезд,

И мы бежим, нам – в путь!

Скорей, скорей!...

В горах свободным чувствует любой –

Там горный дух питает ощущенья.

Опасность твоего раскрепощенья –

Как смех беспечный над самим собой.

Долины Средней Азии – в жаре,

Дыханье зноя опаляет лица.

От этого нам помогли забыться

Снега, как на равнине в январе.

Почти завьюжит в ночь тянь-шанский снег,

Днём от него вскипают переправы.

На биваках залечивают раны

Счастливый шёпот и счастливый смех...

Вот так и Он, любовью околдован,

Хрустальным, горным панцирем ледовым,

Бросался в воду, лишнее тащил,

Как мало кто из их числа, мужчин...

Потом Он будет в жизни продираться,

Своей судьбы касаясь, обжигаться,

Сбивать огонь, собой о земь хлеща,

Как к пиву бьют о край стола леща.

Какое солнце вслед за ним вставало?

Что обещала горная Любовь?

А приручить – да сможет ли любой? –

Потоки сели – горного обвала?

Законы мира призваны учить,

Коль даже ноги бьёшь под облаками, –

Он будет с перебитыми боками,

Ты – женщина, и ты –должна лечить! –

Мы созданы не только для забот.

Бесчувственно ракетное сопло.

Не боль и соль, а ласка и тепло

Нас трогает, и не наоборот.

Я книгу Жизни бережно листаю,

Где строки стерты, а слова – разъяты,

Где рядом с пожелтевшими местами

Прожжённые до дыр зияют даты.

Поэмы нет! Исчезла, будто эхо.

А, может, я сам от неё отрекаюсь? –

Везде на прорехе зияя, прореха

Смеялась, смотрела на то, как я маюсь.

Солдаты мои, мои лучшие строки,

Надежд часовые, – уж вы не взыщите! –

В чужие окопы ведут мои кроки.

Не вышло поэмы...

Я стал беззащитен...

15 ...

Года идут, стареют идеалы,

Мелеет связь... Заботы сушат мозг.

Научишься довольствоваться малым,

Скрывать следы тебя учивших розг...

Как изменяет наши вкусы время! –

Что было сладко, вдруг начнёт горчить,

Любовь – пресна, а, может, грозно дремлет,

Как та болезнь, что сразу не лечить.

И всё бы – рай, да в небе след так жидок,

Что от него хоть прятаться в кусты:

Больнее – не признание ошибок,

А чувство беспросветной правоты.

В Любви находим силу или слабость,

Раскаты грома, запахи грозы.

Мы редко смотрим, сколько нам осталось

Висеть на чистой капельке росы.

Что рождено – цветёт и отмирает,

Всё – самое святое и гнильё.

А кажется, что кто-то отнимает

По дольке апельсиновой – моё! –

И каждый день прикручивает лампу:

Бежим, не замечая, не любя,

И не решим – Любви или Таланту

До ниточки пожертвовать себя.

И предсказанье сбудется воочию –

Не век носить предчувствие беды –

Седые горы будут плакать ночью

И день придёт –

И ты пожнёшь плоды.

Года проходят – эхо отзвучало –

От наших мыслей тает в небе след:

Он – шире у возможного начала,

Он – уже у свершившихся побед...

Ошибкам, вспыхнувшим однажды,

Кем искупление дано? –

В пустыне выпавшую жажду

Возможно ль утолить вином?

Оно наполнит и рассудит,

И ум заснёт, а с ним – вина,

А там, за жертвенным посулом,

Её жестокость не видна.

Простится всё, что было больно –

Измена низкая и ложь,

Но раз рождённое тобою

Живёт – хоть бейся! –

Не вернёшь!

А тронешь вдруг – вину умножишь,

Проклятий оголтелый вой.

Их перекошенные рожи

Помчатся с визгом за тобой.

За счастье платят и удачей,

И жизнь баландой раздают,

А по удаче сердце плачет,

Слезами капает уют.

Тобой спасать приговорённых,

Любовь! –

Ничтожен твой удел! –

Зависишь ты от жалких тел,

От слов и мыслей оголённых.

Неужто ты – для одарённых?!.

Чем дальше сказ, тем всё печальней тон.

Склоняю голову над строчками всё ниже –

Бутон опал. – Какой опал бутон! –

Мой голос глуше, расставанье – ближе...

Нет более сурового закона,

Чем юности написанный закон.

Бледнеет мир на чаше невесомой,

Когда с судьбой не совладает он.

Для юности, талантом защищённой,

Ещё статистикой больной не обобщённой,

Простительны недетские мечты,

Порывы страстные в ристалища науки,

Как сплетнику, строчащему от скуки,

Перемывать приданное четы.

Но лучшее приданное – талант.

В него не облачишься, как в халат.

На синем фоне бледных мертвецов

Горит огнём одно его лицо.

Талант, талант,

Ты – соколиный глаз,

Ты в детской прозорливости прекрасен,

Для своего носителя – опасен,

В сраженьях – твёрд,

И хрупок – как алмаз...

Есть люди, заведённые судьбой.

С рожденья ими чья-то сила вертит,

И в их деяньях им страшнее смерти

Любой незапланированный сбой.

Любовь таким – печальней катастроф –

Служенье двум богам не приносило славы.

Воинственность богов страшней любой отравы

И даже – инквизиторских костров.

Я разорён непониманьем,

Как будто соковыжиманьем...

Как будто кошелёк украв,

Я вижу, чувствую – не прав!

Какое к черту в мире этом

Спокойствие!

Средь бела дня,

Тряся украденным билетом,

Читают мысли у меня.

Мне нужно – жертвовать

Собой,

А не Вселенной, не звездой,

Держать спидометр за пределом

Душой мятущейся и телом.

И цель – срастание умов

В произрастании томов.

Мне нужно рвать свои несчастья,

Как ласковых врагов гублю,

Как рвут в снежинки и на части

Записку с текстом: "Не люблю!".

Когда мелькнут обломки крыш

И треугольником – жар-птица,

Над мирозданьем воспаришь,

Чтоб на горе седой разбиться…

Она природу понимать устала,

Детей растила, фыркала, озлясь,

Коль замечала близко женский глаз…

Лечить его раненья перестала,

Сама ждала...

А Он, – слепой! – не видел.

Ах! Гордость женская!

Тебя понять бы мог,

Когда б ни плач любви у этих ног

Нас не толкал, любивших, – на погибель!

Он был оправдан в собственных глазах:

Без отдыха преумножая знанья,

Как трудно нам переключить вниманье,

Когда лавина двинулась в мозгах!

Природа – не глупа, глупы бывают люди,

А иногда – умны, да мысль тревожить лень!

Ум притворится равнодушнее верблюда

В пыли дороги в самый жаркий день.

Начало белым сахаром растает,

Исчезнет с глаз, как не было его.

Упрямство добивается чего,

Шепча себе: "Покладистее станет"?

Когда бы вместо ржавого ружья

Вы целили в мужей зарядом ласки, –

О, женщины! – любили б вас мужья

До умопомрачения, до сказки!..

Произошло несчастье величиною с Жизнь –

Расколотые части углами не сошлись,

Как светофор, печали, закрасили пути,

В окошко постучали – с ума бы не сойти!

Теперь ночами кто-то под окнами стучит –

Серебряная нота взволнованно звучит.

И песнь его мелодий повторит флейта в нас,

А он – ночами ходит, большой, как контрабас.

Дрожащими рукам потянешься к нему,

И он тотчас растает, как звук в твоём дому.

Произошло несчастье величиною с ЖИЗНЬ –

Расколотые части углами не сошлись...

Как просто нынче умереть! –

Не надо браунинг вертеть,

Не надо заводить петлю –

Прочти во взгляде:

"Не люблю!".

Тогда под сердцем засосёт,

И за спиной мелькнут огни,

И жизнь не даст обратный ход

Для доживавшего дни.

Как просто можно умереть!

И ночью можно не кряхтеть

От воя стонущих мозгов,

От хруста рухнувших мостов...

Когда устанет глотка петь,

Глотать проклятья и терпеть –

Не принял нитроглицерин…

И...

ты – один!...

И ты – один...

...Наукой не решить проблему века.

Чтоб жизнь замужнюю наполнили б стихи,

Мы платим за вселенские грехи

Гармонией амёбо-человека

И свойством разжижения крови:

Ничто – наука без святой идеи –

Вокруг в избытке давятся халдеи, –

Ничтожна жизнь без признаков Любви –

Нечистый на руку ещё надежду носит,

Нечистый на любовь – любовь износит.

Давно известны всем науки эти:

Кто больше рвался – меньше преуспел,

А правым оказался тот пострел,

Кто, притаясь, за печкою сидел

И на запятках ехал на карете.

Как часто мы бываем несерьёзны,

По виду – морщим лбы и грозны,

И поступь важная, и тяжела рука,

А мысль – убога и недалека!

Вдруг с пьедестала валится кумир –

Мельчаем сразу, быстро утомляем,

Любимым прегрешения прощаем

И устаём, прощая этот мир...

И забываем, что в созданьи ада,

Прощение самим себе лишь надо.

Ах, дети, дети, славен ваш порок,

Коль в нём находите своё отдохновенье –

Так тупится любое вдохновенье.

А взрослость где?

Давно уж тает срок...

…Закончили –

прощается Любовь...

Чтоб ни было – она не виновата.

Хоть ждёт мучений верная расплата,

К изгнаннице нас тянет вновь и вновь.

Какая боль!

Какая плачет боль! –

Слезами горькими душа остекленела,

Всё замерло на краешке предела,

И кончилась трагическая роль…

Но жизнь идёт...

Промчатся поезда.

Блеснёт надежда: может, снова счастье?

На миг один забудется ненастье,

И вспыхнет снова яркая звезда.

И улыбнётся прежняя раба –

Протянет луч и к ним в вагон заглянет.

И будто бы свою вину загладит

Седая невесёлая судьба.

Их пальцы рук во сне переплелись.

Белеют волосы, печальные, как горы.

Их память будто вымарала горе,

И снова души в целое слились...

И смотрят, как звёзды

качаются где-то,

И молят, чтоб не было дольше рассвета...

Я снова – на вокзале средь толпы –

Меня толкают.

Плачут и вздыхают.

Пронизан воздух новыми стихами,

Как нитями – гудящие столбы.

Вокзал, вокзал, твоя ли суета

Зовёт меня неведомо куда

Сквозь отголоски песенного чуда?

Но знаю точно – только бы отсюда!

С тобой связал начало и конец.

Я выбрал в жёны на твоем перроне

И еду до сих пор в одной вагоне,

И жизнь даю, как некогда отец.

Там, позади, – вокзальная черта

И станция, как белая мечта.

К ней рвался по накатанным дорогам

С билетом от порога до порога.

Теперь судьбе доказывать берусь

Обратные, казалось, теоремы –

Отходит поезд,

Напрягаю вены

На всем ходу

И без билета мчусь!…

Тула – Владимир – Тула 1980 – 1983 гг.